Эти слова, как бритва, больно резанули по её тонкой чувствительной душе,

и с грустью отдались эхом в её сознании: «Неужели это всё, что он хотел от

женщин? Значит и со мной он волчарил, в то время как я его годами любила и

так ждала?» Ей опять стало так противно и омерзительно, что она прекратила

дальнейшие расспросы. Этим уродливым словом её бывший кумир вбил

последний гвоздь в крышку гроба их ушедшей любви. Но, будучи

неисправимым эгоистом, он даже этого не заметил – он просто надел наушники

и стал слушать музыку.

– Сережа, а это некрасиво – гулять с женщиной и слушать музыку,-

продолжала подтрунивать Надежда.

– А мы уже вроде всё обсудили! – недовольно буркнул он.

Они также молча вошли в метро и сели на скамеечку на платформе.

– А может, пойдём еще на другую сторону Гидропарка, если ты не

спешишь? А то, что мне теперь с этим делать? – сказал он неожиданно и сделал

жест рукой, имитирующий нечто не совсем приличное.

– Ты знаешь, это уже давно не моя проблема! – с улыбкой ответила

Надежда, и от этого ей стало еще веселее.

Но тут подошел поезд, и она быстро направилась к вагону. Сергей

послушно последовал за ней и молча сел рядом на свободное сиденье. Через две

остановки ей нужно было выходить, и всё это время она с трудом пыталась

переварить события этой странной встречи. Но перед тем как встать, она

повернулась к нему и произнесла с нескрываемым торжеством: «Спасибо,

Сережа, за кусты!». Затем, не оглядываясь, вышла из вагона. Её спутник поехал

дальше – как всегда, не попрощавшись…

Когда она стояла на остановке автобуса, из сумки послышался еле слышный

звук только что полученного сообщения. С голубого экрана мобильника, с

наглой неприкрытостью, на неё смотрели всего лишь две строчки шокирующего

текста: «Тебя бы в рот, да не тут-то было». Надежда долго и неотрывно смотрела

на экран, как будто хотела убедиться в правильном правописании слов. Затем,

постепенно выйдя из временного столбняка, положила мобильник в сумочку и

подумала: «Так вот что ожидало меня в кустах! Неужели он думал, что я,

замужняя женщина, приехала из другой страны только ради этого?»

Такого протрезвляющего душа она еще не получала никогда! Да, теперь он

подарил ей настоящий повод для торжества. Этим нелепым жестом предмет её

вечной неиссякаемой любви вырыл глубокую яму, опустил туда гроб и забросал

его камнями, избавив её от любовного наваждения на долгие годы вперёд!

Только теперь она поняла, почему целые десять лет стучалась в закрытую

дверь, подбирая жалкие отмычки в виде своих надрывных стихов. Ведь она

никогда не верила, что может сама, без всякой посторонней помощи,

передвигаться по тёмному, холодному лабиринту жизни. Как слепому, ей

обязательно нужен был поводырь. И она хотела быть с человеком, которому и

предписала эту роль. Но жизнь почему-то всегда отбирала у неё людей с ролями.

Жизнь хотела, чтобы Надежда выбиралась из лабиринта сама, чтобы научилась

видеть свет, находила силы вставать, и никогда не останавливалась перед

закрытыми дверями.

Представшее перед ней ранее жалкое зрелище только подтвердило

известную заповедь: «Не сотвори себе кумира», и неожиданно ей открылась

простая и мудрая истина: никто ничего не может прибавить к другому человеку

или что-то у него отнять. И теперь, когда она развенчала свой собственный миф

о кумире, он был окончательно предан земле на кладбище воспоминаний. На

этом кладбище были также похоронены все её поражения, падения и унижения,

но это её уже больше не пугало. Она научилась проигрывать с достоинством и

выигрывать с благодарностью.

На улице быстро темнело. Надежда подняла голову вверх и в последний раз

поискала глазами ту далёкую звезду, которая так и не смогла её когда-то

обогреть – такой далёкой и недосягаемой она была. Но небо было затянуто

серыми облаками, и там ничего нельзя было разглядеть. Свет далёкой звезды

померк навсегда… Она с облегчением вздохнула, и села в подъехавший

автобус…

Вечный приговор

Прошло два года. Надежда проснулась в пять часов утра – рядом посапывал

любимый муж, но ей было уже не до сна. Тот, другой, любимый когда-то давно,

опять приходил к ней в виде приятного сновидения и в который раз потревожил

её покой. И хотя прошло двадцать семь лет со дня их первого знакомства, она

все также отчётливо помнила каждый момент их встречи, каждую черточку

такого любимого лица.

Казалось бы, годы стабильного счастья должны были погасить эту

безумную страсть, помешательство, наваждение – ведь именно так она теперь

воспринимали эти ушедшие отношения. И действительно, она всё реже

вспоминала о Сергее, полностью погрузившись в свою новую жизнь. Но, по

иронии судьбы, никакие пласты времени не могли стереть воспоминаний из её

подсознания. И чем реже она вспоминала о нём днем, тем чаще он приходил к

ней по ночам во сне, напоминая о себе и их прошлых отношениях.

Во сне всегда было одинаково – совсем не так, как когда-то в реальной

жизни. В далекой реальности Сергей всегда ускользал из её протянутых рук, как

песок просыпается сквозь пальцы, никогда долго не задерживаясь в её квартире

и в её постели. И она никогда не знала, когда наступит следующая встреча. Она

просто ждала. Если требовалось ждать неделю, она ждала неделю. Если

требовалось месяц или шесть месяцев – ровно столько она и ждала. Никогда не

жалуясь и не упрекая. Она была счастлива только от одной мысли, что он хоть

иногда находился с ней в одном пространстве, что он вообще существовал.

Но теперь, в её снах, всё было совершенно иначе. Он приходил к ней

навсегда. Он протягивал к ней свои руки, пристально смотрел ей в глаза, и

повторял, что теперь они больше никогда не расстанутся. Они планировали, где

будут жить, как поженятся, и что будут вместе делать. Этот пласт времени жил

какой-то своей независимой жизнью, игнорируя все эти долгие годы её жизни за

границей с любимым мужем. Да, во сне она по-прежнему жила в своём родном

городе, и была совершенно свободна. Поэтому по утрам, вернувшись из другого

мира, где она принадлежала другому человеку, Надежда чувствовала себя

предательницей…

Чем он тогда её так покорил? Двадцать семь лет назад. Ах да, она попала в

жестокие сети депрессии и одиночества. Она то брела по безмолвной и

бесконечной пустыне своей жизни, то лежала на дне глубокого ущелья –

разбитая и сломленная. Кругом было безмолвно и темно, пыль забивалась в рот

и глаза, а