– Не понимаю, чего ты цепляешься. – Игорь резковскочил с дивана, подошел к широкому низкому столу, стоящему посреди комнаты, исхватил лежащую на нем охапку афиш. – А вот это что? Я тебя спрашиваю, чтоэто такое? Воронеж, Нижний Новгород, Астрахань, Кемерово – это что, так,наплевать? Я пока еще выступаю, и, заметь себе, не перед пустым залом. У менякуча фанатов, они меня любят, обожают меня и приходят слушать мои концерты.Чего тебе еще надо?

Зотов молча встал и вышел на кухню. Здесь царил такой жебеспорядок, как и всюду. Хорошо еще, что Лера приходит два-три раза в неделю инаводит чистоту, а то через месяц в этом жилище гения шагу нельзя будетсделать, чтобы не наступить на брюки, немытую чашку или брошенный на полкомпакт-диск. Одно время Вячеслав Олегович подозревал, что у Игоря не все впорядке с головой, ибо его питомец казался существом абсолютно нецивилизованным.Он не читал книг, писал с ошибками и не понимал самых элементарных вещей вродепростых истин, что надо хотя бы иногда мыть за собой посуду и вешать одежду вшкаф. Несколько лет назад Зотов пригласил к Игорю знакомого психиатра, привелего под видом своего приятеля. Посидели, попили кофе, психиатр увлеченно болталс Игорем обо всем на свете, а потом сказал Вячеславу, что с головой у парня всев порядке, никакой олигофрении в степени даже легкой дебильности ненаблюдается. Есть такое понятие, сказал он, «конституциональная глупость».

Вот именно это у Игорька и наличествует. Ну и дефектывоспитания в раннем возрасте, это уж как водится. Не приучили мальчонкусызмальства к порядку и чистоте, к вежливости и чтению книг, вот и результат.Зотов встретил Игоря, когда тому было уже пятнадцать, перевоспитывать былопоздно. Маленький бродяга, убежавший из дома в девять лет и плавно чередовавшийсвободу со спецприемниками для несовершеннолетних и какими-то интернатами,успел забыть своих родителей давно и прочно, впрочем, как и они забыли о нем,окончательно пропив мозги. Зато за годы странствий Игорек прочно усвоил, чтодороже всего на свете личная свобода. Она на первом месте, на втором – деньги,а посему жертвовать этой драгоценной свободой имеет смысл только ради денег, ане ради каких-то там сомнительных ценностей вроде образования, здорового образажизни и чистой одежды. У Зотова Игорь остался только потому, что тот пообещалему деньги. Большие деньги. Правда, предупредил, что нужно будет стараться,много работать, изучать нотную грамоту и учиться играть на пианино, сразувокалом заниматься все равно нельзя, нужно подождать пару лет, пока закончитсямутация голоса. Игорю это, конечно же, не понравилось, уж больно много условийбыло выставлено. Он капризничал, торговался, отказывался, убегал от Зотова, нов конце концов сдался, ибо Зотов выложил еще один козырь, на этот раз решающий.Это было уже серьезно, и Игорю ничего не оставалось, как признать правотусвоего патрона. Повздыхав над утраченной свободой, он нехотя принялся учитьноты. Как давно это было…

Не умеет Игорь ставить перед собой большие цели. Не умеет, ивсе тут. Привык с детства довольствоваться малым, есть кусок хлеба и крыша надголовой – и спасибо судьбе, а о ресторанах и дворцах и не помышлял. Да, деньгион любил и ради них готов был на определенные жертвы, но деньги-то ему нужныбыли только для одного: для обеспечения своей личной вожделенной и любимойсвободы. Не для роскоши и праздности, не для власти и крутого бизнеса, а тольколишь для свободы, для того, чтобы спать допоздна, не ходить на работу и трахатьтех девок, которые понравятся, а не тех, на которых денег хватит. В убогоепонятие свободы Игорь Вильданов вкладывал только такой вот скудный набор благ.Но откуда другому-то взяться? Он ведь умом и душой как был маленьким бродягой,так и остался.

Зато Зотов умеет большие цели ставить. И понимает, чтопотенциала у Игоря достаточно, чтобы эти цели оказались достигнутыми, но именнопотенциала, который нужно вытащить из глубин Игорьковой умственной лени и умелозадействовать. Сейчас он дает самые обычные концерты, за которые получает две –максимум три тысячи долларов, а нужно, чтобы он собирал целый стадион,спортивную арену. За такие концерты можно получить до двадцати тысяч. Нужнызарубежные гастроли. Нужны не тысячи поклонников, а миллионы. Но для этого надоработать, чтобы, приобретая новых фанатов, не терять старых. Пока Игорь такбожественно красив, его будут любить все новые и новые генерации подрастающихдевочек, но, если к этой красоте ничего не прибавлять, повзрослевшие девочкипревратятся в замужних женщин и перестанут ходить на его концерты. Красивыймальчик с юношеской манерой исполнения больше не будет их привлекать, он будетказаться им наивным и простоватым. Певец должен взрослеть вместе с ними, итогда те, кто однажды полюбил его, уже не покинут ряды слушателей, а новыепоколения будут в них вливаться. Вот тогда будут и стадионы, и сотни тысячдолларов. Игорю с его скудным умишком эти сотни тысяч не нужны, но они нужныЗотову, получающему тридцать процентов с каждого концерта. Так они с Игоремдоговорились когда-то.

Но дело не только в деньгах. В них-то – во вторую очередь, ав первую – дело в том, что на Игоря Вячеслав Олегович Зотов поставил всю своюжизнь, все, что он умел и знал. Он подобрал пятнадцатилетнего грязного бродяжкус иконописными глазами и удивительным артистическим даром, вытащил его издерьма, оставил жить в своей квартире, потому что разглядел в нем уникальныйталант, такой талант, какого был лишен он сам. У Зотова было все: музыкальноеобразование, тонкий изысканный вкус, хороший голос и безумная, всепоглощающаялюбовь к пению. Не было только одного: способности заставить себя слушать. Онхотел петь, он готов был петь сутки напролет, но почему-то не находилось людей,которые так же сутками готовы были его слушать. Им быстро становилось скучно,они не слышали и не понимали тех чувств, которые вкладывал Слава Зотов в каждуюпропетую им ноту. Сначала он с негодованием думал, что они просто тупые илишенные музыкального чувства существа. Потом понял, что со слушателями его всев порядке, дело в нем самом. Ему только кажется, что он вкладывает в песнювсего себя, всю свою душу. На самом деле этого никто не слышит и не можетслышать, потому что у него нет дара сделать это слышимым. Он записывал своепение на магнитофон и внимательно слушал. Это было пресным и действительноскучным, хотя и исполнено технически безупречно. Недаром же книга великогоКарузо «Тайны вокальной речи» много лет была его учебником, который он выучилнаизусть, да и учителя вокала у Славы были превосходные. Ему поставили голос инаучили им владеть в совершенстве, но той маленькой детальки, без которойникогда не заработает механизм под названием «певец», они дать ему не смогли. Ине потому, что не сумели или не захотели, а потому, что она от Бога. Она илиесть, или ее нет. Если она есть, люди плачут, слушая песню, а если ее нет, онине слышат ни песню, ни певца.

У маленького бродяжки эта деталька была. Кроме того, былабсолютный слух, зачатки природной музыкальности и здоровые миндалины, чтопозволяло надеяться пусть на небольшой, но все-таки голосок. Мальчишка любилпеть, он напевал постоянно, и казалось, петь для него – все равно что дышать.Правда, в пятнадцать лет голос уже ломался, и частенько вместо нормальной нотыиз его глотки вылетал «петух», но Зотова это не смущало. Важно было другое:даже когда Игорек мурлыкал что-то вполголоса, у Вячеслава Олеговича порой слезынаворачивались. Это было главным, а все остальное – вопросы техники и образования.