Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извините. В любом случае сейчас уже слишкомпоздно искать дополнительную информацию. Если у Кэйхолла действительно имелсясообщник, то ему давно следовало назвать имя. Следовало выложить агентам ФБРвсе. Следовало заключить сделку с окружным прокурором. Не знаю… Но когда задвойное убийство человеку грозит смертная казнь, у него развязывается язык. Онначинает говорить, Адам, и предоставляет сообщнику самому заботиться о себе.
– А если сообщника не было?
– Был. Был! – Гудмэн вновь взял ручку, написална листке перекидного календаря имя и протянул бумажку Адаму.
Взяв листок, тот прочел:
– Уин Леттнер. Я где-то слышал это имя.
– Леттнер курировал от ФБР расследование поделу о взрыве в Гринвилле. Сейчас он ушел на пенсию и перебрался в Озаркс,ловит форель. Обожает вспоминать о схватках с Кланом.
– И не откажется от разговора со мной?
– Ни за что. Страстный любитель пива, послевторой бутылки он заводится так, что не остановить. Ничего конфиденциальногоЛеттнер не выболтает, но о трагедии с Крамером он осведомлен больше, чемкто-либо другой.
Адам аккуратно сложил листок, сунул внагрудный карман и взглянул на часы. Стрелки показывали ровно шесть вечера.
– Думаю, пора. Мне еще нужно уложить вещи.
– Досье я отправлю завтра утром. Сразу послевстречи с Кэйхоллом звоните мне.
– Непременно. Могу я…
– Конечно.
– От имени семьи, уж какая она у меня есть…матери, которая не желает слышать о Сэме, сестры, которой всюду мерещится еготень, тети, которая отказалась носить фамилию Кэйхолл, от имени отца хочупоблагодарить вас за то, что вы сделали. Восхищаюсь вами.
– Бросьте, Адам. Это я вами восхищаюсь. Атеперь поторопитесь в Миссисипи.
Район пользовался дурной славой, хотя егообитатели и говорили, что до наступления темноты улицы довольно безопасны.Двухкомнатная квартира располагалась на третьем этаже склада, построенного ещев начале XX века. В середине 80-х склад приобрел повзрослевший хиппи. Зданиеотремонтировали, провели канализацию и разбили на шестьдесят изолированных другот друга ячеек. Владелец нашел оборотистого риэлтора, который на условиях наймабыстро заселил непритязательные апартаменты молодыми клерками.
Свое жилье Адам ненавидел. Он бы судовольствием перебрался куда-нибудь еще, но искать что-то более подходящеепросто не было времени: работа в фирме отнимала у него восемнадцать часов вдень.
Он не мог даже купить приличную мебель.Стоявшая посреди комнаты кожаная кушетка смотрела на древнюю кирпичную стенубез всяких следов штукатурки. В углу валялись два толстых поролоновых матраца,желтый и голубой, – на случай, если вдруг нагрянет компания. Слева от софынаходился проход в кухоньку: электрическая плита, холодильник, высокая стойкабара и три табурета. Дверь справа вела в спальню, где на полу, рядом снезастеленной постелью, лежали стопки рубашек. Плата за семьсот квадратных футовсоставляла тысячу триста долларов в месяц. К этому дню годовой оклад Адама ужеподрос до шестидесяти двух тысяч. Из месячного дохода, чуть превышавшего пятьтысяч долларов, полторы тысячи уходили на федеральные и местные налоги.Шестьсот долларов фирма перечисляла в пенсионный фонд, правда, Адам здоровосомневался, что при такой работе дотянет до пятидесяти пяти. После всехиздержек на жилье, выплат за арендованный “сааб”, редких расходов на жаренуюкурицу и покупки достойных сотрудника “Крейвиц энд Бэйн” костюмов у негооставалось около семисот долларов. Часть этой суммы Адам тратил на женщин.Большинство из них бдительно стояли на страже собственной независимости и вресторанах предпочитали платить за себя сами. Адама, слава Богу, это нискольконе смущало. Благодаря страховке отца долгов по студенческим займам у него небыло. Приучившись не потакать маленьким слабостям, Адам ежемесячно вносил попятьсот долларов в кассу взаимопомощи. Он не спешил обзаводиться семьей иставил перед собой задачу в сорок лет отдалиться от дел уже обеспеченнымчеловеком.
На складном алюминиевом столе возле кирпичнойстены стоял телевизор. Адам разделся и, оставшись в боксерских трусах,опустился на кушетку, нажал кнопку панели дистанционного управления. Экрантелевизора вспыхнул, но остался пустым: время уже перевалило за полночь. Затемпо серому фону двинулась строка: БОМБИСТ ИЗ КЛАНА. Так Адам назвалсобственноручно сделанную видеоподборку телерепортажей о Сэме Кэйхолле.Начиналась она с кадров, снятых безымянным оператором 3 марта 1967 года вДжексоне, на следующее утро после того, как мощный взрыв до основания разнесместную синагогу. Голос за кадром пояснял: за прошедшие два месяца синагогастала четвертым объектом действий обезумевших антисемитов, улик у агентов ФБРпочти нет, общаться с прессой они отказываются. Начатая Кланом кампаниятеррора, угрюмо заключил невидимый диктор, набирает обороты.
События второго сюжета разворачивались вГринвилле. Телекамера успела зафиксировать поднятый взрывом хаос: кареты“скорой помощи”, спешащих к руинам полисменов, объятую ужасом толпу зевак,облако серой пыли над зеленой лужайкой. Росшие на ней молодые дубки выстояли,но лишились листьев. Крупным планом возник соседний коттедж, из окон котороговалил густой дым. Репортер, задыхаясь, неразборчиво говорил в микрофон что-то ожертвах. Внезапно изображение дернулось: по-видимому, полиция отталкивалаоператора, мешая снимать ужасную сцену.
Через несколько минут уже более спокойнодиктор сообщил об извлечении из-под обломков Марвина Крамера. Прямо передкамерой медики уложили его на носилки, понесли к белому фургону; в следующуюсекунду машина сорвалась с места. Несколько позже на экране появились накрытыепростынями тела двух детей.
От места взрыва действие перемещалось к зданиюполицейского управления, и зритель впервые получал возможность увидеть СэмаКэйхолла. Со скованными за спиной руками его заталкивали в автомобиль.
Как всегда, Адам перекрутил пленку, чтобы ещераз всмотреться в мгновенный кадр. 1967-й, двадцать три года назад. Сэму сорокшесть лет. Темные волосы коротко подстрижены: такова была тогда мода. Под левымглазом белеет кусочек пластыря. Двигается быстро, прячась за спинами полисменовот взглядов толпы. Люди вокруг выкрикивают какие-то вопросы, и на долю секундыСэм невольно поднимает голову. Как всегда, Адам нажал на кнопку “стоп”, чтобыеще раз всмотреться в лицо деда. Черно-белое изображение подрагивало, былонечетким, но глаза обоих мужчин неизбежно встречались.