А в лагере, тем временем, происходит делёжка рюкзаков. Рюкзак – это, возможно, ключ к выживанию. В рюкзаке может быть одежда, еда, лекарство. В рюкзаке, если его собирала девушка, обязаны быть страховочные средства женской гигиены.

Я трижды снимала джинсы и стирала их в ледяной морской воде, потому что у источника рядом с деревней вечно кто-нибудь есть. То пьют, то моются, то просто сидят и треплются ни о чём.

В те моменты, когда в синусоиде боли случаются впадины, я размышляю о том, как же мне быть с пятнами. Нужно как-то дойти до лагеря и там получить свой рюкзак. Желательно сделать это максимально быстро, пока не проявится моя проблема. Всё это можно было бы провернуть, если бы не боль.

Боль измотала меня, замучила, вытянула силы, но и это не главное. Она вогнала меня в яму. Да, я словно в яме, из которой нет желания выбираться. Кто-то слабый внутри меня иногда предлагает: «плюнь на рюкзак», оставайся здесь, где тебя никто не видит. А если рюкзак кто-нибудь заберёт себе – пусть. Пусть я умру, а у них будет больше шансов на выживание.

Ещё вчера «Главный» взял на себя дерзость перераспределения. Он заверил всех, что содержимое каждого рюкзака таким и останется, но… но каждый «добровольно» обязан пожертвовать любую еду из рюкзака (если таковая имеется) для девушки с аллергией.

– Вы можете утолить голод тем, что найдёте, а она нет. И пока мы не откроем новые безопасные источники пищи, ей нужно как-то выжить, – заявил он.

Лагерь молчаливо погрузился в недовольство, но никто не возмутился. Безусловное повиновение. Мне тогда пришло в голову, а как же: «Свою еду никому отдавать нельзя»? Вероятно, правила и законы выживания для всех разные.

Я долго собираюсь с силами и духом. На следующей впадине нужно будет быстро ещё раз застирать пятно, затем добраться до лагеря и забрать рюкзак. Всё это очень быстро, потому что «окно» у меня маленькое, а кровотечение сильное.

Я мастерю прокладку из мха и тонких сухих травинок. Распарываю на трусах ткань, где она сшита вдвое, мысленно благодаря себя прошлую за то, что трусы у меня не как у Цыпы из кружев, и засовываю в полученный карман мох и траву, сколько влезет. Это не спасёт, но может, даст хоть сколько-нибудь больше времени.

Sea Wolf – Whirlpool

Оставшиеся неразобранными рюкзаки охраняют двое: парень и девушка.

– Отдай, пожалуйста, мой рюкзак, – прошу девушку.

– Все пронумерованные рюкзаки уже разобрали. Остались только безымянные, и Альфа приказал никому их не отдавать.

– Это как так? – сразу же вспыхиваю я.

– До выяснения, – отвечают мне.

– И когда же состоится это выяснение?

– Не знаю. Сейчас есть дела поважнее – так он сказал. Все, кроме нас, заняты добычей моллюсков. А мы тут – охраняем.

Охрана выжимает подобие улыбок, и я понимаю, что придётся идти к нему на поклон. То есть, на берег.

Боль скручивает меня уже на подходе, но я злая, и злость придаёт мне сил.

– Эй, – ору ему, стараясь перекричать ветер и гомон людей вокруг него. – Отдай мой рюкзак!

Он распрямляется. На нём теперь вместо штанов плотно сидящие на его бёдрах джинсы и чёрная футболка. На этой пыль будет не так видна – приходит мне на ум. Джинсы цвета светло-голубого неба уже мокрые в районе его щиколоток, а колени испачканы в песке.

– Ты почему не на добыче? – злобно зыркает он на меня.

– Рюкзак отдай!

– Не будешь работать, не получишь еду. Это ясно?

Я никогда ещё не видела его таким взбешённым. Даже когда нечаянно оцарапала его лицо, он так не злился.

– Да подавись ты своей едой! Отдай рюкзак!

Он стискивает зубы. Да так, что его немаленькие в мирное время губы белеют и превращаются в линию. Он разжимает их, только чтобы приказать:

– Вечером чтоб я тебя не видел у костра. Явишься за едой, собственноручно за волосы оттащу на место лежбища. Иди давай, валяйся дальше.

Я бы, может, и сообразила что-нибудь не менее ядовитое в ответ, но мне кажется, весь мой живот от желудка и ниже до самых бёдер – воронка после разорвавшейся водородной бомбы. Думать невозможно. Мне так больно, что наплевать на глазеющих на всю эту сцену глазами людей. Наплевать на мокрые между ног джинсы – добраться бы до любого сухого места и свернуться там в бублик, переждать волну.

В себя прихожу под деревом. Вначале никак не могу припомнить, как же мне удалось добраться до леса – с головой в последние часы происходят очень странные вещи – но потом всё же вспоминаю, как бежала из последних сил. Видно, добежала и хлопнулась в обморок.

Каждый раз после обморока боли практически нет – это такое затишье, длиться которому, к сожалению, недолго.

Охрана тихо щебечет о возможности скорого нашего спасения. Собственно, об этом только все и говорят в любое свободное время.

План очень простой – стянуть рюкзак. Вопрос в том, который из них мой? В результате решаю, что любой похожий на женский подойдёт, мой или нет, не важно. Главное, в нём, если его собирала девушка, должно быть хоть что-нибудь из того, что мне нужно.

Отыскав камень повнушительнее, я что есть мочи швыряю его в ствол самой внушительной сосны в нашем лагере – ну, чтобы проще было не промахнуться.

Удар получается не очень громким, но его хватает: охранники мгновенно замолкают и поворачиваются в его сторону.

Синий я заприметила ещё издалека – наверное, это любимый мой цвет, раз уж сомнений насчёт того, какой рюкзак выбрать, не возникло. Схватив его обеими руками, несусь в лес так быстро, как могу, невзирая на включившуюся сирену позади меня – это ж надо так орать! Можно подумать, я стащила у этой девицы её собственность!

Внезапно меня снова пронзает боль, и на этот раз не в животе – в затылке. Я отключаюсь.

Когда прихожу в себя, передо мной синий рюкзак. И люди. Парень, охранявший важное имущество и вожак, конечно же.

Леннон тоже. Он зол, и то и дело хватается за голову.

–… ладно, но на хрена было бить её? – восклицает он, взъерошивая и без того лохматые кудри-локоны.

– Очнулась? – вдруг слышу знакомый голос. – Не хочешь заглянуть в сумку, которую стащила?

Поскольку я не отвечаю, он делает мне ещё предложение:

– Ты открой его. И если посчитаешь, что его содержимое принадлежало тебе – забирай.

Это мне нравится, и я не заставляю себя уговаривать. Поднимаюсь, усаживаюсь так, чтобы пятна на моих джинсах не бросались парням в глаза – плотно сжав колени, притягиваю сумку к себе и расстёгиваю молнию. Сверху оказывается пакет с вещами и неоновый дождевик. Когда я вынимаю их, всё, что остаётся в рюкзаке – картонные коробочки и пакеты с туалетными принадлежностями. Я вынимаю одну из десятков коробочек и читаю: Condoms. Понятия не имею, что это, но этими штуками заполнена почти половина рюкзака. Я развязываю пакет, нахожу в нём грязное бельё и сразу же узнаю, чьё.