– А почему он открывается только в одну сторону?

– Когда техно прокладывает слепую дверь, в конце пути его кто-то должен ждать. И лучше друг. Видимо, здесь, в городе, кто-то ждал так сильно, что проход остался на долгие годы. А вот на той стороне не дождались, поэтому слепая дверь работала только оттуда сюда.

– Но нас ведь… вряд ли кто-то ждет на развалинах интерната!

– Но ты и не мастер дверей – ты «видящая», как я. Путь уже проложен, нам надо только нарисовать дверь, чтобы в него попасть.

– Ой, а что же мы не взяли уголь! Вот дураки! – всплеснула руками Натка.

Но Сергей стоял спокойно и только улыбался.

– Или… ты хочешь сказать…

– Угу, – кивнул Сергей. – Это не простое место. Я думаю, мы должны сделать это вдвоем. Возьми меня за руку.

Натка взяла, и они вместе вытянули руки вперед. Ладонь Сергея была направлена на кирпичную стену. Спустя несколько секунд из его раскрытой ладони прямо на стену заструился узкий луч света. И он был, пожалуй, ярче, чем до сих пор.

– Рисуй!

Натка, замирая от радости, уверенно провела линию. Снизу вверх. Затем – дуга. Сверху вниз. Луч послушно бежал за руками, словно выпущенный из тонкого фонарика. Готово. Но это только проем. Теперь прорисовать петли, чтобы дверь, когда ее откроют, не рухнула прямо на них.

А в том, что у них получится открыть дверь, Натка почему-то уже не сомневалась.

– Ты умница, Наташка, – прошептал Сергей прямо ей в ухо, и сердце отчего-то забилось так, словно им выстрелили из рогатки: оттянули на резиночке, а потом резко отпустили.

Вот и закончена дверь. Осталось только нарисовать ручку – и можно будет попытаться открыть.

– Ты как себя чувствуешь? – спросила Натка.

– Отлично! А ты?

– Да я-то что. – Она пожала плечами.

«А я влюбилась. Я это точно знаю», – додумала она про себя.

Наконец ручка была закончена. Дверь была здорово нарисована, но именно нарисована. Она пока не выглядела настоящей.

– Подождем? – вполголоса спросила Натка, повернувшись к Сергею.

– Ага, – также тихо ответил он.

А потом осторожно притянул ее к себе – и поцеловал.

Аня

Поблизости плескалось море – я чувствовала его соленый запах.

– Но нам же не к морю?

– Нет. Нам нужно наверх, к горам, на плато, идемте!

Ника двинулась вперед, но я почти не слышала ее шагов.

– Давай ты будешь что-нибудь говорить, а? – взмолилась я. – А то мы потеряемся.

– Ну, если мой треп вам еще не надоел, – беззаботно отозвалась Ника, – то я никогда не против. Нам только до лестницы добраться, а там фонарики.

Я понятия не имела, где мы идем. Под ногами попадались твердые камни, видно было еле-еле, от этого я чувствовала себя неуютно. Ника что-то трещала по поводу того, как красиво здесь днем – море, долина, склоны… Но я этого не видела, и мне было все равно. Темнота становилась все гуще и гуще.

«Ищи меня в темноте», – вспомнилось внезапно. Сергей очень далеко и не услышит. Я так давно не видела его и ничего о нем не знаю. Я обещала помочь ему и до сих пор не выяснила как. А хуже всего то… Хуже всего то, что сейчас мне хотелось бы увидеть вовсе не его.

– Осторожней, тут перила! – предупредила Ника.

Поздно. Я уже ткнулась в них лбом. К счастью, несильно.

– Что ж ты раньше не сказала, – пробормотала я, потирая ушибленное место.

– Извини, не подумала! Поднимайтесь осторожно. Лестница прочная, но крутая. Аня, давай вперед.

– Может, лучше ты первая? – вмешался Руби.

– Не, я утопа́юсь, вы что. Я ж не ходилка. Я – леталка. Буду поблизости, не бойтесь.

– Ты же говорила: здесь будет освещение, – заметил Руби.

– Наверное, его не зажгли, – беспечно ответила Ника. – Зажигают, только когда нужно.

– Нет, я в темноте не полезу! – воскликнула я. – Страшно!

– Ну вы техно или нет? – фыркнула Ника. – Если вам нужно освещение, сделайте что-нибудь. Лично мне его не надо.

– Включись! – услышала я голос Руби, прежде чем успела что-либо сообразить.

В тот же миг прямо перед нами высветилась узкая дорожка, резко уходящая вверх. Это и была лестница – в самом деле очень-очень крутая.

– Ты тоже умеешь со светом, братик, ты – видящий?

– Я не знаю, что это, – пожал плечами Руби. – Со светом или нет, мне все равно. Я умею разговаривать с техникой, и она подчиняется.

– Ой-ой-ой! – насмешливо протянула Ника. – Какие мы великие.

Даже при свете фонарей было видно, как покраснел Руби.

– Л-ладно, – поспешила вмешаться я, чтоб не смущать его. – Полезли уже. Руби, давай ты вперед, я боюсь.

– Хорошо, – без возражений согласился братец и затопал по металлическим ступеням.

Ника вновь стала орланом и унеслась вверх. А я начала осторожно подниматься вслед за Руби.

Он говорит, что не «видящий», а… какой-то другой. Сергей рассказывал, что техно могут отдавать команды искинам, но лампочки же не искин! Вон, обычные провода с двух сторон протянуты. Сергей бы, наверное, знал, как это происходит. Он очень умный. Все умеет. А Арт, он… «Просто Арт», как сказала Елка.

Холодные перила, свет фонарей, крутые ступени. Чем выше мы поднимались, тем сильнее становился ветер.

– Ты там как? – Руби оглянулся через плечо. – Сдувает? Держись крепче, ладно?

Я улыбнулась и кивнула. Надо же… Братец проникся, похоже. Заботится вот. Наверное, подкрутил себе какие-то винтики. Так однажды сказал дядя Коля, а комиссар услышал и рассердился. Ему не понравилось про винтики. А еще иногда говорят «подкрутить шарики»…

При мысли о шариках представились теннисные, а следом – бомбы-вонючки. И тут же я опять вспомнила Арта. Как он стоял на пирсе, а вокруг него полыхало красным и желтым. И почему так интересно… Случайность? Как мне хочется к нему! К просто Арту, у которого слишком быстро меняется настроение. С которым бывает так сложно. Ну вот зачем, зачем я уехала с Центрального!

Лестница все тянулась. Я вздохнула. Вот уже и брата нашла, и вроде он становится «нормальным». А я зачем-то думаю об Арте.

И не могу не думать.