Я хотел уж в очередной раз сказать ему пару ласковых слов, но Арвин неожиданно серьёзным голосом спросил:

— Скажи, Аск, ты уверен?

— В том, что поступил единственно верным образом? Нет. Но к Форкху терзания, от них нет толка.

— Я не о том. Из того, что ты мне рассказал, и помня, какой Софья была ошарашенной во время суда, я думаю, ты сделал правильно. Пусть остынет девчонка, поймёт, что ей нужно, чего ждать, чего хотеть. Посмотрит, в конце концов, как ты будешь вести себя в новом статусе. Я о другом, Аск. Ты уверен, что она в конечном итоге сделает тот выбор, который ты от неё ждёшь? Что не свернёт по пути? Не найдёт за эти полтора года утешения в объятьях какого-нибудь шофера на заднем сиденьи княжеской машины… Не смотри на меня так грозно! Хорошо-хорошо, признаю, сказанул лишнего… В общем, не встретит кого-то другого?

— Я уверен, что она станет моей женой, — твёрдо ответил я. — Что бы ни случилось, — а затем в голове не к месту всплыл образ Эллисандры. Тяжело вздохнув, я добавил: — По крайней мере, пока мы оба живы, ничто не помешает нашему браку.

— Тьфу, какой-то ты хер депрессивный! — махнул кружкой Арвин. Несколько капель медовухи выпрыгнули из кружки, но мой друг ловко поймал их обратно.

— Я не депрессивный, — усмехнулся я. — И уж точно не хер. Просто иногда хочется немного расслабиться. И в твоей компании это получается лучше всего.

— Оу, только в моих силах расслабить нашего златоглавого принца? Все ниарийки, должно быть, сейчас писаются от зависти.

— Увы, мы этого не узнаем, пока не покинем эту планету, — улыбнулся я.

— Но и на этой планете полно мастериц, которые тоже умеют расслаблять уставших принцев, — подмигнул Арвин. — Поехали в бордель?

— Похоже, завтра на небе откроется дверь, и из неё выйдет Форкх, — покачал я головой.

— Можно подумать, я первый раз тебя зову в бордель, — хмыкнул княжич. — Ну? — и смотрит на меня с такой хитрецой в глазах…

— А поехали, — обломал я его.

— Эм… Погоди? Ты должен был заявить что-нибудь в духе: «Как можно! Я обручён с самой прекрасной женщиной в мире! Мои чресла принадлежат только ей! Ну и ещё немного целительнице». Ну? Давай, говори это?

— Нет, — я мотнул головой и усмехнулся. — Ты предложил бордель? Вот и поехали в бордель? Или что? Откажешься?

— Да ты блефуешь, — хмыкнул Арвин.

— Проверим? — усмехнулся я. — Сейчас только Вадима разбужу. Не переживай, быстро доедем. Я по дороге тут видел один.

— И я видел, — поморщился княжич Новочеркасский. — Значит готов ехать?

— Вполне.

— Ладно, поехали! — с вызовом сказал он.

И мы поехали. Правда, когда поднимались по ступеням крыльца к дверям борделя, Арвин остановился, посмотрел на меня внимательно, усмехнулся и, подняв обе руки, произнёс:

— Аск, извини, я тут вспомнил, что сегодня ещё собирался меч отполировать. Я завтра планирую его в школу взять, ребятам и девчатам показать. Мне даже разрешение на это дали.

В общем, нам пришлось возвращаться, так и не взглянув на местных мастериц.

— Доброе утро, Аскольд Андреевич!

— Здравствуйте, Аскольд Андреевич.

После того как я стал чемпионом империи, со мной каждое утро здоровались чуть ли не все лицеисты «Алой Мудрости». Теперь же, когда я стал ещё и Оболенским, складывалось впечатление, что каждый встречный считал своим долгом хоть на полсекунды, но задержаться передо мной.

— Звезда, ничего не скажешь, — усмехнулся Арвин. Утром во вторник мы вместе шли по школьному коридору, ведущему к нашему классу.

— И твоему мечу меня не затмить, — отозвался я. Арвин вчера не соврал, и сегодня действительно пришёл в «Алую Мудрость» с саблей. Правда сейчас она была упакована в тканевый тубус, который княжич Новочеркасский за лямку перекинул через плечо. Если бы он носил оружие отрыто на поясе, привлекал бы больше внимания.

— Аскольд! Аскольд! Аскольд! — почти у самого кабинета ко мне подлетела возбуждённая Вероника. Моя целительница сияла и едва ли не прыгала от счастья.

— Ника! Ника! Ника! — весело передразнил её я и, не удержавшись, потрепал по волосам.

Арвин закатил глаза и кивнул на дверь кабинета нашего класса. Мол, ну вас, пойду я.

— Ну привет, что за бурная радость с утра? — спросил я у Вероники, когда мы остались вдвоём (если не обращать внимания на проходящих мимо лицеистов).

— Ну как это? — удивилась девушка. — Мы же впервые увиделись, после того как ты стал младшим великим княжичем Тверским! — выпалила она. — Знаешь, как я обрадовалась? Я, конечно, приняла бы тебя и личным дворянином, но княжичем… Это восхитительно! Поздравляю, Аскольд, — заулыбалась она.

— Спасибо.

— Ну? — девушка хитро сощурила взгляд. — Когда я уже стану личной дворянкой?

— Ника, — с укором проговорил я, — потерпи ты неделю, а. Сейчас мои бумаги доделаем, а потом твоими займёмся. Иначе никак.

— А то мне уже из храма звонили. Им нужны будут копии для отчётности.

Какие удивительные натуры — эти целительницы! Без мыла в любую дырку пролезут. Да, все юные целительницы по умолчанию Претендентки, и как только выбирают себе господина из аристократов, становятся личными дворянками. Но право слово, зачем же так торопиться? Или «старшие сёстры» Вероники опасаются, что, став Оболенским, я решу вернуть им юную целительницу «по гарантии» в обмен на какого-нибудь поопытнее? Ну так договором это не предусмотрено.

— Аскольд, ты чего? — удивлённо спросила Ладина.

— Да так, размышляю о перспективах, — хмыкнул я, а затем добродушно улыбнулся. — В общем, всё будет, потерпи.

Спустя две минуты я вошёл наконец-то в класс. И первое, что увидел — восторженные глаза Юлии Ромодановской. Великая княжна Казанская не могла оторвать взгляд от поблескивающей в свете классных люстр Арвиновской сабли. Зайдя в кабинет, он её расчехлил и сейчас с гордостью демонстрировал окружающим. Да уж, не зря потратил ночь на полировку в обмен на посещение борделя, столько искреннего восхищения вряд ли бы могли ему подарить тамошние мастерицы.

— Всем привет! — поздоровался я с одноклассниками.

— Аскольд Андреевич… — неуверенно проговорила Маша Роднина. Хм… вроде бы раньше, когда она со мной разговаривала, не испытывала такой робости. Но Маша — Слуга Оболенских, не знает теперь, как ко мне будет уместно обращаться?

Некоторые одноклассники тоже казались сбитыми с толку. Как ни крути, со всеми ними я общался больше, чем со многими другими лицеистами.

И вот в этот момент всеобщего недопонимания раздался радостный возглас:

— Брат! Доброе утро, братец!

И Яна энергично бросилась ко мне, вскочив из-за парты.