— Гореть тебе в аду, Никитушка, ой гореть! Я буду молиться за тебя там. Но и ты церковь не забывай. Замаливай грехи, сынок.

— Хорошо, мама, — сказал Котов, но, как только закрыл матери глаза, сразу позабыл о своем обещании.

Он не испытывал страха перед Страшным судом и загробным существованием, потому что не верил в подобную чушь. Десятки миллиардов людей отжили свое на земле и померли, не совершив ничего значительного, не сумев даже толком распорядиться собственной жизнью. И на кой черт вся эта невообразимая масса бестолковых ничтожеств может кому-то понадобиться? Перевоплощать или воскрешать эти толпы не имеет ни малейшего смысла. Не станете же вы восстанавливать съеденные плоды с выплюнутыми косточками? Новые вырастут. В людях нет ничего такого уж особенного, чтобы нянчиться с ними и переделывать без конца. Бабы новых нарожают, как говорил кто-то из советских полководцев.

За минувшие годы Котов несколько пересмотрел свои взаимоотношения с вечностью. Помирать насовсем и навсегда ох как не хотелось. И тогда мало-помалу в умной Котовой голове стала складываться новая идеология. В соответствии с ней человечество делилось на две неравные части. Примерно 95 процентов сырья и 5 процентов полезного, качественного продукта. Сырье всякий раз смешивалось заново, на манер гончарной глины. А вот удачные заготовки типа Леонардо да Винчи, Шекспира и Наполеона сохранялись навсегда.

Неясно было, как и в какой форме они потом существуют, но в одном Котов не сомневался: его место среди этих немногих счастливчиков. А чтобы Боженька случайно не обошел вниманием по запарке, Котов окружил себя иконами в золоченых образах, обвешался всякими крестиками и ладанками и стал исправно наведываться в церковь по большим праздникам. Завел особые отношения с батюшкой, положил рядом с кроватью толстенную Библию в черном переплете, приобрел привычку креститься. Страх перед смертью не исчез окончательно, но отступил куда-то на задний план, где почти не портил настроения.

Вот и сегодня Котов начал день с того, что, закрыв глаза, немного пообщался с Всевышним, отправив ему пару личных запросов и сопроводив их заверениями в своем полнейшем уважении, любви и преданности. Потыкав перстами в лоб, живот и плечи, Котов плотно позавтракал, позанимался часа полтора деловыми вопросами, а потом призвал к себе Олега Летягина.

— Присаживайся, — сказал он, указывая ладонью на белый диван перед собой. — О делах наших скорбных покалякаем.

Котов был уверен, что фраза эта взята то ли из «Жития святых», то ли из какой-то прослушанной проповеди, и очень удивился бы, узнай он, что процитировал слова главаря банды Горбатого из всенародно любимого фильма «Место встречи изменить нельзя». Запали они в душу однажды, так просто не выбросишь.

— Осталось восемнадцать участков, — доложил Летягин. — Остальные уже принадлежат нам или на стадии оформления.

— Восемнадцать, — повторил Котов, водя ладонью то ли по животу, то ли по груди. — То есть никаких сдвигов за последние три дня.

— Сдвиги есть, — поспешил заверить его куратор дачного поселка. — Из восемнадцати только пять или шесть владельцев могут создать сложности при осуществлении проекта.

— Что с этим, как его?.. — Морщась, Котов пошевелил в воздухе пальцами. — Артемонов? Артеменко?

— Артемов, Никита Петрович.

— Я и говорю, Артемов. — В голосе Котова прорезалось раздражение, отчего тональность подскочила сразу на октаву.

— Там были родители и сын, — осторожно сказал Летягин.

— Да помню я, помню! По делу говори!

— Когда родителей… ну, не стало, сын поехал в город. В полицию не бегал, показания дал подходящие: «Не помню, не знаю».

— Ага! — удовлетворенно воскликнул Котов. — Подействовало, значит.

— В принципе, да, — сказал Летягин. — Но не совсем.

— Что ты вокруг да около ходишь, как кот паршивый? Выкладывай начистоту! Что еще приключилось?

— В общем, Евгений Артемов уехал и обосновался в городской квартире.

— Запил?

— В том-то и дело, что нет, Никита Петрович, — печально ответил Летягин. — Это бы очень облегчило задачу.

— Какую задачу?

— Эти Артемовы держали документы на дачу в городской квартире. Если бы Евгений ушел в запой, нам ничего не стоило бы завладеть ими.

Котов медленно встал, выпрямившись во весь рост, и приблизился к риелтору, нависая над ним, как гора.

— А вы не завладели, — процедил он, топорща усы.

Летягин решил, что ему тоже разумнее встать, после чего очутился нос к носу с разгневанным шефом. Глядя в круглые, сверкающие от гнева глаза, он заговорил рассудительным, убедительным тоном, как будто увещевая пьяного держать себя в руках, не буянить и вести себя пристойно.

— Я послал в ту квартиру двоих, — сказал он. — Марчелло и Сварога. Ночью Марчелло спустился на тросе, чтобы проникнуть в квартиру, вырубить Артемова и найти документы. Но…

— У вас всегда какие-нибудь «но». — Котов сделал шаг, напирая на подчиненного грудью и вынуждая его упасть на диван. — Всегда не получается с первого раза. Ты и жену так дерешь, Олежек? Со второй и третьей попытки?

Теперь, когда Летягин сидел, а Котов стоял вплотную, они походили на парочку, собравшуюся заняться чем-то непристойным. Осторожно откинувшись на спинку дивана, Летягин поднял взгляд от маячащих перед лицом брюк, вдоль велюровой домашней куртки с аксельбантами и до котовской физиономии с обвисшими по-бульдожьи щеками.

— Я не женат, — пропыхтел он снизу.

— И не женишься с такими способностями, — заверил его Котов, отходя, чтобы отпить несколько глотков воды, изготовленной, если верить этикетке, из талого альпийского снега. — Что дальше было? Кто опять дело испортил?

— Артемов, — твердо произнес Летягин. — Он проснулся не вовремя и стал раскачивать Марчелло на тросе, как грушу на ветке. Жильцы высунулись на шум, стали звонить в полицию. Хорошо, Сварог вовремя сориентировался. Сбросил Марчелло вместе с тросом.

— И что мы имеем? — спросил Котов раздраженным фальцетом.

— Мы имеем домушника, который собирался забраться к кому-то в квартиру, но сорвался. Концы в воду.

— Ты так полагаешь?

— Никто до правды не докопается, Никита Петрович, — осторожно произнес Летягин. — Труп не допросишь, а Артемов заявление не написал.

— И где он теперь? Вот ты, наверное, не знаешь, так я тебе сейчас скажу. Наш Евгений Онегин просек, зачем к нему хотели вломиться, забрал бумаги и смылся. Ищи теперь ветра в поле. А? Я прав?

Дожидаясь ответа, Котов подбоченился. Летягин снова встал, чтобы беседовать с шефом стоя.

— Не совсем, Никита Петрович. Артемов документы действительно прихватил, но далеко не уехал. Он на даче сейчас.

— Чего тогда ты ждешь, Олежек? Раздели их. Артемов отдельно, бумажки отдельно. Я ясно выражаюсь?