— Хорошо, я подумаю. Давай для начала позавтракаем?

То ли сказалось отсутствие аппетита за ужином, то ли Женькино умение сервировать стол, но Павел быстро расправился с горкой бутербродов, заботливо уложенных ею на большую тарелку. Выпив подряд три стакана крепкого чая с лимоном, он откинулся на спинку стула и довольно заулыбался:

— А из тебя получилась бы неплохая хозяйка. Заботливая, аккуратная и вообще…

Что скрывалось под этим многозначительным «вообще», Женька не знала, но эта бесхитростная похвала ей вдруг очень понравилась. Зардевшись, она принялась убирать со стола, время от времени бросая быстрые взгляды на разомлевшего хозяина.

— Вот ведь какие дела, Женька, — задумчиво пробормотал Павел через какое-то время. — Есть один козел, который мутит воду… Все так отлаженно шло, а тут на тебе…

Он вновь задумался, уставившись в пространство, и сколько Женька ни ждала, продолжения начатой речи не последовало…

А ночью Женьке опять приснился пожар. Яркие языки пламени охватывали ее со всех сторон, подбираясь все ближе и ближе к косичкам, которые мама заботливо заплела ей перед сном.

— Мама! Мамочка! — кричала Евгения что есть мочи.

Но крик не получался. Он тонул в гуле бушующего пламени и саднил горло.

«Бежать!» — мелькнуло в голове, и она побежала. Неожиданно впереди забрезжил свет, и живительная прохлада воды заструилась по телу. И сразу блаженство и умиротворение разлилось по жилам, отпуская пульсирующую боль в висках.

— Да проснись же ты, наконец!!! — рявкнули ей в самое ухо, и Евгения медленно открыла глаза.

Павел, стоя перед ней в одних трусах, крепко держал ее за плечи и с тревогой заглядывал в ее затуманенные сном глаза.

— Что с тобой?! — выдохнул он ей в самое ухо, прижимая внезапно задрожавшее тело девушки к себе. — Ходишь по ночам, водой обливаешься, рыдаешь!..

— У меня это с детства, — шепнула она, уткнувшись ему в ключицу. — Родители погибли во время пожара… С той поры я…

— Тсс, — подхватив ее на руки, он прошел с ней в спальню и опустил на диван. — Давай ложись и успокойся…

— Мне холодно, — клацнула Женька зубами.

— Да, прохладно, — он озабоченно потер лоб. — На улице заморозки, надо было затопить, а я поленился. Да ты еще сырая вся. Сейчас, погоди…

Он вышел и вскоре вернулся со своим одеялом и подушкой. Отодвинув девушку к самой стене, он сдернул с нее одеяло и, соединив со своим, улегся рядом с Женькой.

— Ты чего?! — она уперлась в его мускулистую грудь руками и в испуге вытаращила глаза. — Я не могу! Уходи!

— Хочешь получить воспаление легких? — Павел недовольно нахмурился и прижал девушку к себе. — Не выделывайся, а то корчит из себя…

Женька открыла было рот, чтобы завопить о своей девственности, как в памяти всплыла тучная фигура Лаврентия Степановича. Чувствуя, что краснеет, она судорожно сглотнула и, прикусив язык, позволила сильной мужской руке обнять себя.

— Худющая ты, хотя грудь в порядке, — хрипло пробормотал Павел, смелея с каждой минутой. — Всегда такая была?

— Не-ет, — протяжно выдохнула девушка, чувствуя, как его пальцы полезли под резинку трусиков. — Остановись…

— Почему? — он приподнялся на локте и попытался в темноте поймать выражение ее глаз. — Я тебе не нравлюсь?..

— Дело не в этом, — замялась она. — Я не знаю… я не знаю, как это бывает. Понимаешь?!

— Ты хочешь сказать, что ты — девушка?!

— Я… не знаю, — Женька всхлипнула и попыталась отодвинуться. — Я ничего не помню…

— А ты расскажи, ночь длинная, — пробормотал он, вновь прижимая ее к себе. — Я вообще-то понятливый… Историй всяких от вашей сестры за свою жизнь понаслушался, так что говори, не стесняйся.

Хотя Женьку и покоробило его последнее заявление, она ничем не выдала этого. Устроив поудобнее голову на плече Павла, путаясь, то и дело умолкая, девушка рассказала ему о последнем вечере в тюрьме.

— Как, говоришь, звали этого паука? — Даже в темноте она почувствовала, как напрягся Павел. — Лаврентий? Я не ослышался?

— Да, так, — утвердительно кивнула она головой. — Безобразный такой, брр-р.

— Выходит, у нас с тобой общие враги… — задумчиво произнес Павел, немного отодвигаясь, затем после небольшой паузы спросил: — Что, так ничего и не помнишь?!

— Нет… — это были последние внятные слова, произнесенные Женькой в эту ночь.

Нежные теплые губы, сильные смелые руки уносили ее все дальше и дальше в мир блаженного небытия, сделав суетный мир вокруг ненужным и нереальным. Всхлипывая и задыхаясь от неожиданности открытий, девушка сплетала свои хрупкие пальчики с сильными мужскими, растворяясь под их всепоглощающей лаской.

Лаврентию Степановичу не спалось…

Ненависть и злоба переплелись в нем, подобно змеям, и давили гнетущей тяжестью на сердце. Ко всему прочему разнылась вдруг больная печень, изливаясь желчью по жилам.

— Убью-ю-ю… — шептал он, еле ворочая языком. — Ублюдок!..

Он встал и тяжело прошелся по комнате. Портьеры колыхались и надувались парусом от сквозняка, который гулял по его квартире почти беспрепятственно.

Неожиданно ему сделалось страшно. Шагнув вперед, он рванул штору на себя и, убедившись, что там никого нет, вздохнул с облегчением.

— Вот ведь до чего довел меня, ублюдок! — заскрипел Лаврентий Степанович зубами.

Он тяжело опустился в кожаное кресло, и рука его сама собой потянулась к телефону. Долго никто не отвечал. Когда на том конце провода ответили, он неприветливо буркнул:

— Здорово, это я…

В трубку зачастили, едва не задохнувшись от подобострастия. Лаврентий брезгливо поморщился и рявкнул:

— Хорош! Хватит, я тебе говорю. Сейчас подъеду, приготовь мне девку. Ту, что была в последний раз.

На том конце трубки стало тихо. Лаврентий терпеливо ждал. Наконец, когда пауза затянулась ровно настолько, чтобы стать неприличной, там прокашлялись и еле тихо проблеяли:

— А-а-а ее нет…

— А где она?! — Лаврентий недоуменно приподнял бровь. — Ты же сказал, что ее дело тухляк?..

— Адвокатишка тут, мать его, подсуетился. Кого-то еще замочили точно таким же способом, вот и…

— Ты мне, сука, сопли не разводи, — заскрипел Лаврентий зубами. — Где хочешь ее ищи! Сам говорил, она ничейная… Пропасть она не могла… Через своих узнай! Адрес… Адрес-то у нее есть?!

— Хорошо, хорошо! Все сделаю! Лаврентий Степанович!.. — говоривший едва не плакал.

Не дослушав, Лаврентий бросил трубку.

Все шло не так! Все! С той самой поры, как этому сопляку вдруг приспичило подмять его под себя. Двух районов ему мало!..