же ты пойдешь? — спросил Тинч. — Тебе нельзя возвращаться в город.

— Куда угодно. Хоть и "к себе в Элт-Энно". Как твои этого… хотят.

— До Элт-Энно далеко… Может, попробовать найти дядю Мвена?

— Его убили вчера вечером, когда он вернулся в город. Он ничего не успел мне рассказать.

Тинч опустил руку в костер, подхватил на ладонь уголек и быстро сжал пальцы. Слезы брызнули из глаз. Он отбросил уголек и, потирая ладонь, предложил:

— Я, кажется, знаю дом, где тебя примут как друга.

Он стал объяснять, как пройти к дому у дороги, где жила семья Таппи. Пиро слушал и как будто не слышал. Наконец, он улыбнулся, вытер рукавом глаза и спросил:

— Как сапоги-то?

— Хожу. Маловаты, правда, стали.

— Вернусь, сошью тебе новые. Да, вот что. Ты идешь туда. Возьми нож.

Тинч спрятал руки за спину.

— Нет, Пиро. Я домой иду.

— В твоем доме живет генерал Хорбен!

Тинч выкатил из-за спины ковригу:

— Дели!

Отточенное лезвие рассекло хлеб пополам. Внутри что-то негромко звякнуло.

Из-под ножа на расстеленную куртку покатилась пуля.

3

"Великий День, я лишь хочу умолить Небо помочь людям.

Во мне слишком мало сил, чтобы разрушать деяния зла.

Дай мне силу хотя бы десяти человек, и я сокрушу стены, что понастроили вокруг себя люди.

Великий День!.."

Холод пробирался по затёкшим коленям. Хлюпала в скалах вода. С потемневшего неба слетали редкие снежинки.

"Оборони слабых от гнева сильных. Будь им заступником и подмогой. Заставь опуститься руку, меч поднявшую, дабы промышляли существование мечом не по прихоти. Освети их души, Великий День!

Я — не Велик… И мне далеко до величия тех, кто знает и может. Позади у меня слишком мало лет и опыта. Я не знаю, к кому мне идти и что делать, и я бессилен на земле своей.

Как жить дальше?"

Где-то там, за пеленой небес должны быть Великие Звезды. Солнце — лишь одна из них, знал он. Надо обратиться к ним, ко всем звёздам сразу, даже если их не видать на дневном небосклоне.

Они помогут, они должны всё знать, они не могут не знать, когда придёт…

"…Великий День! Я не ведаю, что такое трусость и не боюсь смерти. Но хуже пыток и смерти для меня страдания людей, которым я не могу помочь.

Будь мне другом и советчиком, Великий День! Земля мечется в бреду. Тебе ли оставаться равнодушным!

Да будешь Ты!"

Прошептав эти, последние, необходимые слова, Тинч резко выбросил вверх ладони с растопыренными пальцами — посылая ввысь всё то, остальное, что нельзя сказать языком.

Искры и молнии полетели с его ладоней, и небо на миг осветилось, и удар грома пронесся над берегом. По крайней мере, Тинч был уверен, что это именно так. Его тело пронизала дрожь, и тепло-тепло стало на сердце.

Поднявшись с колен, он нагнулся за курткой, чтобы отряхнуть ее от песка. Откуда-то изнутри в непогасший костер выпала огромная, в пол-ладони, фаланга — их много водилось в прибрежных камнях. Попав на угли, тварь заворошилась, зашипела, запищала, и Тинч носком сапога отправил ее домой, в скалы.

И тут опять повалил снег… Тинч набросил капюшон. Выходя из скал, попытался в несущейся белой круговерти отыскать взглядом фигурку Пиро, но того давно не стало видно.

Он размешал и приплюснул на ладони чётки. Знаки Огня и Победы возвестили ему о его будущем…

"Напрэй!" — сказал он себе по-элтэннски.

"Истин!" — сказал он себе по-чаттарски.

"Ходжь! Иди!" — сказал он себе по-тагрски.

Я иду, сказал он себе.

Я должен идти.

Я должен всё увидеть и всё понять, чего бы это мне ни стоило…

И на сём, мой дорогой благородный читатель, мы на время, сразу на несколько глав нашего правдивого повествования, расстанемся с отважным маленьким магом.

Видит Бог — события, которые в этот день происходили в другом месте и с другими героями были не менее важны.

Вернёмся к капитану Гриосу и его приключениям. Новые герои должны полноправно войти в наш рассказ!

Часть II

Покорители мира вернулись домой

Глава 5. Шортаб

Этот солдат крепче ореха. Будет велено броситься в огонь — он бросится. Велено шагнуть в пропасть — шагнёт. Велено лечь костьми — ляжет, не задумываясь. Если быть солдатом, не будучи орехом, грош цена такому солдату.

Из поучений Корвина-Завоевателя

Ахейский сброд, рябая солдатня,

Смолёные, чесоточные греки…

В.Луговской, "Как человек плыл с Одиссеем"

1

Вороная крутила упрямой башкой, норовила прижаться к гнедому коньку. Гриос попыхивал трубочкой, по-доброму вспоминая старшего из трех драгун, что угостил его пусть не табачком, но малоизвестной в здешних краях сигарой. Чаттарец раздавил сигару в пальцах, прикинув, что курева должно хватить с избытком, и даже не на пару трубок.

Ах, табачок, табачок… Крепкий, как морская соль, сладкий как материнское молоко, душистый, как ветер со склонов чаттарских гор!

— Что же ты, солдат — а не куришь? — спросил он у молодого драгуна — своего провожатого. Двое других остались в дозоре у оврага.

— Так я только третий год в солдатах. Рановато, дядя Гриос!

Чаттарец коротко хохотнул в ответ на этого "дядю":

— А как морозно станет? Чем греться будешь?

— Мы, вообще-то, пеньем согреваемся, — не то всерьёз, не то в шутку, важно сказал молодец. — У нас в эскадроне тех, кто петь не умеет, долго не держат.

Да ты, сынок, совсем птенец, подумал чаттарец, рассмотрев коротенькие усики и округлые серые глаза…

— Так спой, — предложил Гриос.

— В путь собравшись да-альний, в путь собравшись тру-удный, — врастяжку, резко обрывая окончания периодов, затянул молодой драгун, — у кр-рутой развилки встали три коня…

…Эх, три воронёнка,

Три чёрных жеребёнка,

Озорных, лихих как ветер,

Молодых коня!

Старшему — дорога,

Трудная дорога,

Тяжкая дорога —

Плети да ярмо…

Эх, трудна работа

До седьмого пота,

Спину гни да надрывайся,

Больше — ничего…

Неужели и этот, закрыв глаза стальной решеткой, уже побывал — там? И там тоже, как ты когда-то, стал убийцей, и так же, задыхаясь от блевотины, выползал из-под груды того, что час назад было ротой молодых, весело маршировавших по дороге парней?

…Среднему — дорога,

Трудная дорога,

Страшная дорога —

С эскадроном в