— Верно заметил, — проскрипел Гурук и усмехнулся криво:

— Кормят нас, представь, враги наши. Ей-богу, как дань уплачивают…

По словам Гурука, трехтысячный корпус, включавший в себя, помимо полка Даурадеса, несколько прибившихся по дороге отрядов, больше пятидесяти дней самовольно шёл из Элт-Энно на родину. Командование союзной армии во главе с келлангийским генералом Хорбеном, так и не решив, что делать с тридцатью сотнями вооруженных до зубов, хорошо организованных и закаленных в боях людей, решило как бы не заметить их своевольной отлучки с театра военных действий — тем более, что фронта как такового в Элт-Энно давно не существовало. Если не получается остановить в лоб — то надо возглавить, мудро решили при штабе. Потому всё это время пути три тысячи пехоты и кавалерии — что под командой полковника Даурадеса решили во что бы то ни стало дойти до столицы и сказать несколько теплых слов генералам и маршалам, не только не лишались положенного им довольствия, но и направлялись то на одни, то на другие квартиры. Солдаты, не ведавшие такого счастья на болотистых тропах Элт-Энно, лопали келлангийские сардельки, запивая их сладким бэрландским пивом.

В конце концов, по словам Гурука, их остановили здесь, у перевала Волчья Пасть. Пути далее не было, ибо продвинуться кратчайшей дорогой к столице мешали разлившиеся ручьи и реки, в первую очередь — Авока.

— Красавица Авока, как ты со мной жесто-ока… — пропел он. Чаттарцу такая манера высказывания своего мнения не понравилась. Не нравился ему и сам Гурук, насмешливая лукавая рожа, от которого за версту несло чесноком.

— В Дангаре, — отозвался Гриос, — вас ждали три дня назад. Но вы же не хозяева на своей земле!

— Ну-у? — ещё выше поднял бровь Гурук.

— Бальмгрим ночью вымел воду из залива. Авока вошла в берега, поди погляди, если не веришь! Даже ветра ваши — и те за вас! Но, конечно, господа, если вам легче всего чесать языки под келлангийское пиво, в то время, как к власти в Дангаре пришёл мерзавец Гир… Да что мне с тобой беседовать. Отдам пакет — и прощайте.

И ускорил шаг, отвернувшись, стиснув в зубах трубку.

— Не спеши, гвардеец, — удержал его за плечо Гурук. — Стрелять буду, — укоризненно пояснил он, когда чаттарец, гневно выпуская дым, остановился и заскользил взглядом по сторонам.

Главная улица поселка вбирала в себя множество мелких, горбатых, полутемных улочек. Они сбегались из-за каменных башен — домов, окна в которых начинались со второго этажа.

Верхние этажи и козырьки на заборах свешивались над улицей, ветви деревьев за ними были лишены ветвей. И — ни человека, ни птицы, и даже собак не слыхать. Могильник, подумал Гриос.

— Местных мы переселили ближе к горам, — услышал он голос солдата. — А то полезут те… герои с большой дороги, как пойдёт заваруха, битва дураков…

— А ты, видать, знаком с этим, как его… — и Гурук снизу вверх, настороженно и остро посмотрел Гриосу в глаза, — с Гиром, что ли?

— И с Гиром, и с Хорбеном, и с майором… не к ночи будь помянут, генералом Курадой, кланяйтесь ему в ножки… Зачем, действительно, идти в Дангар, если Варадоса уже нет? Отъедайтесь, отсыпайтесь, а потом опять годны в работу.

— Всё решает армия, — назидательно произнес Гурук. — На чью сторону встанет армия, тот и победитель… Не спеши. Остынь. Подумай… Ты б попросился к нам, гвардеец. Поговори с Даурадесом.

Навстречу им, из переулка двое драгун выволокли взлохмаченного человека в коричневом. Встретившись взглядом с Гриосом, он закричал, подгибая колени:

— Господин офицер! Умоляю! Меня заставили, господин офицер! Я не хотел! Господин офице-ер!

Капитан, идущий следом, передернул затвор карабина. Глянул бешено. Рыжая прядь выбилась из-под сдвинутого на затылок шлема.

— Что встали?! Пошли вперед!

И полновесно сплюнул, проходя мимо.

— Капитан Донант, — объяснил Гурук.

— Он кто у вас? — спросил Гриос. — Полковой палач?

— Бери выше. Огненная тень Даурадеса…

— Кто?

— О, наш полковник — не простой человек. У него не одна тень, а по крайней мере четыре. Если не больше… Все мы, каждый по-своему — его тени… А точнее сказать — его отражения.

Гурук был родом с берегов озера Кайратон и, как большинство уроженцев маллен-гроскских окраин — необычайно разговорчив.

Прошлой осенью, поведал Гурук, эскадрону Донанта случилось заночевать около элтэннского селения. В самих сёлах тагркоссцы предпочитали не останавливаться.

Ребята были молодые. Донанту всегда малолеток давали, мальчишек лет по семнадцати, а то и меньше.

Гриос вспомнил молодого драгуна.

— А идёт пора урожая, — вздохнул пехотинец. — От окрестных садов ихними яблоками пахнет, девчата поют, смеются… Ну, видишь ли, элтэннцы тамошние не знают воровства. И за воровство, например, мёда наказывают люто. Кое-кто на пасеках даже пчел специальных держит. Пчел-убийц…

Трое молодых драгун, несмотря на строжайший запрет, отправились вечерком в деревню. Без оружия. Обратно приползли наутро двое, истекая кровью, без носов, ушей, пальцев на руках. Третьего, с распоротым животом, набитым яблоками, обнаружили позднее, у дороги. Ни один из них не протянул после того и суток…

— И что? — предчувствуя знакомую мутную одурь, спросил Гриос.

— Что ж, эскадрон — на дыбы. Окружили деревеньку, выгнали… собак черномазых к колодцу. "Кто?" Они молчат… Вот и пошли наши мальчики пластать вкривь и вкось кого попало. К вечеру пыль чёрную оставили от деревни. Капитан Донант…

— Без мозгов он, ваш Донант, — зло перебил Гриос. — Надо было взять заложников. Тех, кто ваших ребятишек порезал, они бы сами привели. Забыли, на чьей земле находитесь?

— Забыли. Когда ты молод, силен, руки чешутся… Капитан Донант взял всю вину на себя. Сам попросился под арест. Судили его… Ну, сам подумай. К стене поставить? А с остальными как? Ждали, что скажет Даурадес. Он тогда полком не командовал, капитанствовал, как остальные, но слушали его…

— Погоди, разве Маркон — не полковник?

— Так кто ж его назначит? Твой Великий Маршал без штанов? Или "келлангийский друг", то есть генерал Хорбен? Его мы сами потом и поставили. Говорит хорошо. Говорить мастер! Тагры сейчас вообще что-то разговорились, а Даура тагр настоящий, поздно встаёт, да быстро собирается… Да и то: там, где нужно сказать десять слов, одним не обойдёшься…

По словам Гурука, Маркон сказал примерно следующее:

"Жаль, что даже вам, моим старым товарищам, приходится напоминать эту древнюю заповедь: держа в руках меч — щади! Ваш меч — это зеркало вашей совести. А месть — это всегда жестокость. Усугубляя ее, вы ударяете мечом по собственной душе. Кем был Донант до этого? Вашим товарищем. Кем стал? Палачом".

— Даура