— Как ее звали?

— Вита. Твою маму звали Вита. — Элеонора помолчала, а когда заговорила, голос ее упал до едва различимого шепота: — В том, что случилось, была и моя вина. Я забыла запереть на ночь дверь, и Вита ушла. Ее нашли утром на пустыре недалеко от нашего дома. Она была вся в крови, в разорванной ночной сорочке. — Элеонора прикрыла глаза, точно собираясь с мыслями. — Ее изнасиловали. Мы писали заявление в милицию, но тех подонков так и не нашли. Люди во всем обвиняли Виту, говорили, что она сама спровоцировала преступников. Твоя мама была открытой, светлой девочкой, но после того, что с ней произошло, она изменилась: бросила институт, перестала общаться с друзьями, не принимала помощь даже от меня, родной сестры, целыми днями сидела, запершись, в своей комнате. Когда я узнала, что Вита беременна, было уже поздно. Прости, девочка, но она ненавидела тебя с того самого момента, когда узнала о своей беременности.

Селена вцепилась в край крахмальной скатерти, вкус шоколада исчез, во рту осталась только горечь. Это страшно — вот так, одним махом, потерять и прошлое, и будущее, и веру в людей. Неспроста, выходит, она такая уродина… Наказание за чужие грехи…

— Я знаю, это трудно, но попробуй понять свою мать. — Руку девушки накрыла прохладная ладонь Элеоноры.

— Она мне не мать, — отчеканила Селена.

— Она не могла думать о тебе как о своем ребенке. Она думала о тебе как о ребенке одного из тех подонков.

— А я виновата, да?! В том, что мой отец один из тех подонков? Как можно ненавидеть маленького ребенка за грехи, совершенные кем-то другим?! — Селена выдернула свою руку, с яростью посмотрела в угольно-черные глаза.

— Ты еще слишком молода, — Элеонора грустно улыбнулась. — Тебе еще многое предстоит узнать.

— Не хочу я больше ничего знать! — Она порывисто встала. — Все, я ухожу…

— Твоя мать покончила с собой, бросилась с моста в реку, — сказала Элеонора, глядя в пространство перед собой. — Она загубила свою бессмертную душу. Мне кажется, это достаточное наказание. Сядь, девочка, мы еще не договорили.

Селена послушно опустилась на стул. Было во взгляде Элеоноры что-то такое… гипнотическое.

— Зачем вы ко мне приехали? — спросила она.

— Я хочу забрать тебя из детдома.

— Зачем?

— Ты моя племянница, моя родная кровь.

— Во мне еще есть кровь того ублюдка.

— Очень мало.

— Но она есть!

— Это ничего не значит.

— Для кого?

— Для меня.

— А для меня значит. Мне теперь нужно будет с этим жить.

— Ты научишься.

— Да уж, никуда не денусь.

— Я оформлю опекунство, если ты не будешь возражать.

— А почему вы не сделали этого раньше? Почему вспомнили обо мне только сейчас? — Вот она и задала второй мучавший ее вопрос. Осталось дождаться ответа…

— Я считала, что тебя тоже нет в живых. На мосту нашли детское одеяльце. Все решили, что Вита забрала тебя с собой. — Элеонора закурила новую сигарету.

— Нет, она не забрала меня с собой. Она бросила меня на скамейке в парке умирать от голода и холода.

— Но ты же не умерла.

— Только чудом.

— Чудеса в нашей жизни не случайны.

— Это было первое и последнее чудо в моей жизни. — Селена невесело усмехнулась.

— Как знать? Возможно, у тебя еще все впереди, — задумчиво сказала Элеонора.

— А когда вы узнали, что я жива?

— Пять лет назад.

— И что помешало вам забрать меня сразу?

— Вот это. — Собеседница провела ладонью по своим невидящим глазам. — Я попала в аварию. На то, чтобы восстановиться, ушло много времени. На то, чтобы собрать все необходимые для оформления опекунства документы, времени понадобилось еще больше. Никто не хотел отдавать сироту под опеку инвалида.

— А сейчас?

— Сейчас все формальности улажены. Дело за тобой. — Элеонора подалась вперед. — Ты согласна жить со мной?

Селена задумалась. Случись все это пять лет назад, она бы не раздумывала ни секунды, а сейчас… Сейчас в ее жизни появился Данила, ее невидимая постороннему глазу неизлечимая болезнь. Сейчас уйти из детдома означало расстаться с ним навсегда. Нет, «расстаться навсегда» слишком громко сказано. Они ведь никогда не встречались. Ей придется расстаться не с человеком, а с мечтой о нем. И как она будет жить?..

— Тебя что-то держит? — спросила Элеонора, нахмурившись.

Селена неожиданно для себя покраснела.

— Не что-то, а кто-то.

Элеонора понимающе улыбнулась.

— Он красивый?

— Очень! Очень красивый и очень добрый. Он самый лучший. — Девушка покраснела еще сильнее.

— Девочка, жизнь странно устроена. — Элеонора протянула ей еще одну конфету. — Через год ваши пути все равно разойдутся.

— Но у меня в запасе будет целый год. — Селена развернула блестящую обертку.

— А что изменится, если ты переедешь ко мне? Я не стану запрещать тебе встречаться со своим мальчиком. Вы сможете видеться.

— Он не мой мальчик. — Селена надкусила конфету.

— Но тебе бы этого хотелось. — Элеонора не спрашивала, она утверждала.

— Да.

— И какие у тебя шансы?

— Шансы? — Селена запила конфету остывшим чаем, сказала очень серьезно: — У меня нет шансов.

— Покажи-ка мне свои руки, — вдруг попросила Элеонора.

— Зачем?

— Я попробую заглянуть в твое будущее.

— Вы гадаете по руке?! А как? Вы же… — она хотела сказать: «Вы же слепая», но вовремя прикусила язык. Впрочем, Элеонора все поняла, улыбнулась задумчиво и чуть загадочно.

— Девочка моя, для некоторых вещей зрение не нужно.

— И вы можете сказать, буду ли я встречаться с Данилой?

— Если ты позволишь взглянуть на свои ладони.

Селена колебалась совсем недолго, протянула руки ладонями вверх. Женщина глубоко затянулась сигаретой, коснулась пальцами сначала одной из них, потом другой, покачала головой.

— Что-то не так? — Это было странное ощущение, как будто ей пообещали чудо, но в самый последний момент передумали.

— Я не могу прочесть твою судьбу, девочка. — Элеонора загасила сигарету.

— А так бывает?

— Бывает, но крайне редко. Наверное, это из-за кровного родства. Твоя покойная мама тоже была для меня закрытой книгой.

— И ничего нельзя сделать? — спросила Селена разочарованно.

— Молодой человек! — Элеонора сделала знак проходящему мимо официанту. И как только догадалась, что он рядом?! — Принесите, пожалуйста, еще кофе.