В общем, все расписал в подробностях, ничего не забыл. И ничего из этого расписанного не пригодилось. Какая студентка-квартирантка, если самой квартиры нет? Какой садик для Миши, если прописки нет? И вообще ничего нет. Два чемодана с одежкой – вот и все их богатство. Виктория Николаевна самолично присутствовала, когда она вещи собирала. Зорко глядела, чтобы незадачливая невестка не прихватила чего – вдруг столовое серебро на дне чемодана припрячет? Не дала даже те вещи взять, что ей Гриша покупал… Колечко с жемчугом, сережки, бусики… Буквально выхватывала из рук с тихим и злым вопросом: «Ты это себе заработала, что ли? Ты в своей жизни хоть один день работала, скажи? Села на шею к мужу и сидела, ножки свесив… А он, дурак, тащил тебя, сам не знает зачем…»

Вспомнила эту сцену и не удержалась, заплакала. И зашептала тихо, будто вела диалог с Викторией Николаевной:

– И вовсе я не садилась ему на шею, как вы можете говорить так! Я ж училась, потом с детьми сидела, они ж маленькие были… Гриша сам так хотел, чтобы… А вы…

Тогда она ничего подобного Виктории Николаевне не сказала. Испугалась. Она вообще ее очень боялась и слова в ее присутствии сказать не могла. Да и не приходилось особо беседовать, Виктория Николаевна была у них редкой гостьей. Эту Викторию Николаевну даже родная мать боялась, что уж о ней-то говорить! Сроду за себя заступаться не умела. Если б не Юлька с Данькой, тяжко бы ей в детдоме пришлось, ой как тяжко…

Всхлипнула, ткнулась носом в Гришино письмо. Сегодня же ответ ему напишет, сегодня же и отправит! Он ведь там ждет…

А про свои печальные дела писать не будет, это она еще ночью решила. Зачем Грише знать? Ему и без того там плохо. Да и все равно он ничем ей не поможет…

Вздохнула горько, и так вдруг захотелось Гришу увидеть, просто сил нет! Хоть на минуточку, на секундочку… Просто увидеть – и все. Или вот что… Надо сейчас начать ответное письмо писать. Может, хоть таким образом какое-то решение в голову придет… От одного только, что с Гришей таким образом общается…

Поднялась со стула, пошла на цыпочках в комнату – взять на Дашином столе, где она уроки делает, листок бумаги и ручку. И остановилась на полпути…

Дверной звонок прозвучал как звонкая автоматная очередь. Даже спина напряглась так, будто ее прошило насквозь.

Первой мыслью было – Анна Глебовна пришла. Выгонять их будет. Конечно, а как же? С чего бы той женщине, что письмо от Гриши давеча принесла, долги за нее платить? И впрямь, сказала так сгоряча, а потом одумалась…

Хорошо, что дети не проснулись. Хотя какая уж разница теперь… Все равно Анна Глебовна их разбудит сейчас. А может, это не она все-таки?

Ухватившись за призрачную надежду, подошла к двери, глянула в глазок. Нет, это не Анна Глебовна… А кто тогда?

Нет, не может быть… Да, женщина за дверью похожа на ту, что письмо принесла… Но зачем ей сюда приходить, да еще в такую рань? Неужели все-таки деньги принесла для Анны Глебовны?

А вот и собачка заскулила – из-за двери слышно. Значит, все-таки она!

Открыла дверь и даже поздороваться не смогла от радостного удивления. А женщина смотрит на нее так, будто ждет чего. Будто глазами что-то спрашивает. Как же ее зовут, забыла! Неловко получается…

– Доброе утро, Варвара! Я вчера вам письмо принесла, меня Лидией Васильевной зовут…

– Да, да, я вас узнала, конечно же! Да вы проходите, проходите, пожалуйста…

Песик первым проскочил в прихожую и вознамерился было бежать в комнату, но Лидия Васильевна остановила его тихим, но строгим голосом:

– Мотя, стой! Ты куда разбежался? Нельзя, там дети еще спят, наверное!

И собачка послушалась. Села в прихожей у ног женщины, даже заскулила виновато. Лидия Васильевна наклонилась, потрепала ее за ухом, потом спросила, глянув на Варю тревожно:

– Ну что ваш малыш? Как ночь прошла? Температура держалась?

– Нет… Я ему жаропонижающее дала… Но он скоро проснется, наверное… Потому что температура опять поднимется, я знаю. У него всегда при простуде высокая температура дня три держится. А у меня… У меня никаких лекарств нет… Вот сижу и думаю, у кого еще денег занять, чтобы купить…

Варя с трудом сглотнула слезы отчаяния и выпалила на одном дыхании, глядя Лидии Васильевне в глаза:

– Может, вы займете мне немного денег, а? Мне… мне очень нужно… Если можно…

И все-таки заплакала, не удержалась. Даже голова закружилась от собственной наглости. А как это еще назовешь? Просить денег у почти незнакомого человека!

А горькая наглость уже пробила все допустимые границы…

– Вы не сердитесь на меня, что я… что я денег прошу… Вы ведь меня и не знаете совсем… Это ведь я обманываю вас, когда говорю: займите! А на самом деле… На самом деле я отдать вряд ли смогу! Выходит, прошу так… Христа ради, получается… Если бы вы знали, как мне стыдно сейчас! Но что делать… Я совсем не понимаю, что мне делать, как жить! Куда идти, не знаю! Вот сейчас придет хозяйка и выгонит нас… Можно пойти жить в комнатку при храме, батюшка обещал приютить… Но ведь Мишка болеет! Денег на лекарство все равно нет, где мне их взять-то?

Варя говорила и говорила, не могла остановиться. Получался полный сумбур, конечно, да еще и сквозь слезы… Лидия Васильевна не перебивала ее, слушала очень внимательно. Будто понимала, как необходимо ей выговориться, вылить со слезами хоть часть большого отчаяния.

– Она вчера ушла сразу, вслед за вами… Я видела, как она догнала вас на лестничной площадке, внизу! Вы же вчера ей сказали, будто хотите мой долг заплатить… Что утром придете… Я подумала: просто так сказали, сгоряча! А вы… Вы пришли… И я вас даже спросить боюсь, правда ли? Вы простите меня, что я… Я просто не знаю, что мне делать!

Из комнаты в прихожую пришлепала босая Даша в теплой пижамке, обняла Варю, ткнувшись лицом ей в живот. Изо всей силы обняла, так, что вздрагивала за тканью пижамки худенькая спина. Лидия Васильевна вздохнула решительно, скинула с плеч шубу, протянула Варе с короткой командой:

– На, убери куда-нибудь! И хватит рыдать, смотри, ребенка напугала! И про квартирную хозяйку хватит вспоминать, она у тебя не появится еще месяц! Я заплатила все твои долги и за месяц вперед ей дала… И все, и хватит об этом!

Казалось, из Вари вместе с плачем ушло и дыхание. Так и застыла столбом, прижимая ладонями голову Даши к себе и распахнув мокрые от слез глаза. Потом спросила тихо:

– Почему?

Вопрос прозвучал несуразно, конечно же. Она и сама это понимала. Вместо того чтобы рассыпаться в благодарностях этой женщине, она вдруг выдала ни с того ни с сего это дурацкое «почему»!

– Что – почему? – тоже слегка удивилась Лидия Васильевна.

– Ну… Почему вы за меня заплатили? Хотя… Наверное, я глупый вопрос задаю… Просто пока сообразить не могу, как это… То есть поверить не могу…

– Да, не надо задавать глупых вопросов, Варя, – почти с досадой ответила Лидия Васильевна. – Лучше возьми у меня шубу из рук, повесь куда-нибудь… Погоди, я из кармана кошелек достану! Сейчас денег тебе дам, быстренько в дежурную аптеку сбегаешь, купишь для ребенка лекарства. Я бы и сама сходила купила, да только мы с Мотей замерзли очень, на улице холодно… Ну что ты застыла, давай!