Некоторое время они молчали. Потом Тамара улыбнулась и легонько похлопала Ирину по плечу.

– Слушай, есть идея. Существует на свете одна замечательная деревня, называется Ключи. Это почти на самой границе с Беларусью. Автобусом ехать около десяти часов. Там моя мама похоронена, и я туда периодически приезжаю: на могилу и отдохнуть заодно. Чудесное место: озеро, лес, грибы, ягоды. Давай летом махнем туда вдвоем. В августе, например. Там есть пустой домик, где я всегда останавливаюсь. Меня там хорошо знают. Поехали, Ирочка. На природе и дышать легче, и душа, как цветок, распускается. Ну, насчет цветка – это, конечно, пошлость. Душа не распускается и не отдыхает – она начинает работать. Душа обязана трудиться – помнишь?..

Накануне отъезда Ирина сказала Володе:

– Я уезжаю с Тамарой Васильевной в деревню. Подышу свежим воздухом.

Владимир был занят, что-то писал с хмурым лицом, задерживаясь на каждом слове. Он оторвался от работы, неся в глазах недописанный текст.

– А? Что ты говоришь?

– В деревню еду, с Тамарой. Проветриться.

– Когда?

– Завтра.

– В котором часу?

– В десять утра.

– В десять? Не смогу тебя проводить – у меня в девять совещание.

– Да не надо. Мы налегке поедем. Справимся…

– Когда доедешь до места, обязательно позвони, – уже вернувшись к работе, по ходу пера бросил Владимир.

«Куда я еду, надолго ли – даже не спросил. Ему некогда», – обреченно подумала Ирина.

А детям она даже не позвонила. Какое им дело, где мать, если они уже десять дней не навещали родителей?

И все бы получилось так, как задумала мудрая Тамара Васильевна, – да многое как раз и получилось именно так: и уютный домик на склоне холма, и хорошая погода, и прозрачное озеро в узорчатой рамке из белых лилий и желтых кувшинок, и разлинованный светом и тенями лес, пахнущий сосновой смолой, густым черничником и тонким ароматом приближающейся осени. И дружба двух женщин, понимающих друг друга и безоговорочно, без подтекста и тайных мыслей желающих друг другу добра, – подходящая обстановка для излечения души. Подводил только мобильный телефон, современный друг и в то же время враг человечества, потому что он имеет дурную привычку звонить не вовремя и находить абонента в самых неподходящих местах или не звонить тогда, когда его звонок так нужен, так важен, так необходим для чьей-то жизни. Ирина ждала звонков: от мужа, от детей. Коротких, деловых, поспешных – каких угодно. Володя позвонил один раз, дети – ни разу, да и знали ли они, что она уехала? Может, занятой папаша не сообщил им эту не важную новость? Ирина ждала звонков, терзалась, не звонила сама – и битва за ее душу была проиграна. Она не сообщила даже о дне своего приезда, и Володя, вернувшись вечером с работы и обнаружив жену на кухне, радостно присвистнул:

– Ого! Ты уже дома? Так быстро? Как отдохнула?

Много риторических вопросов и ни одного путного слова, тем более что не так уж быстро она вернулась, почти месяц прошел. А где она была – это вообще мелочь, не требующая траты времени на уточнение.

Через полгода Тамары Васильевны не стало. Она умерла во сне – заснула и не проснулась. Говорят, это легкая смерть, зачем-то Тамара нужна была Богу, никто ведь не знает: умереть – это хорошо или плохо. А Ирина осталась жить и выпутываться самостоятельно из своего отчаяния – душа обязана трудиться. И она старалась, и вроде бы получалось – потихоньку, полегоньку жизнь восстанавливалась, вернее, устанавливалась такой, какая есть, и к этому можно было привыкнуть. Почему же сегодня, в день ее сорокалетия, все опять рухнуло? И вот она сидит одна у ненакрытого стола с пустой цветочной вазой посредине и думает, думает, пытаясь понять, что же она сделала не так. Ведь все было правильно, она строила свой дом по кирпичику, надежно подгоняла каждую деталь, не допуская небрежности и поспешности. Она растила детей, понимая, что они талантливы, но не кичась этим, а только помогая развитию их таланта. В шесть лет они уже учились в школе, а в шестнадцать ее закончили, и оба с золотыми медалями, настоящими, а не вымученными. Но мать им помогала, да, помогала, следила за их питанием и режимом дня, не позволяла бездельничать, шкодить и врать. Она их муштровала? Да нет же, нет! Она не наказывала, даже голоса не повышала – она разговаривала с ними серьезно, объясняла и улавливала понимание. Она их «доставала» – так теперь принято говорить? Да нет же, нет! Она учила их музыке, и вначале, как большинство детей, они сопротивлялись, а потом с удовольствием играли на фортепьяно в четыре руки и на гитаре в компании. Леночка не хотела учиться танцам, но зато какой легкой, грациозной она стала и как она любит танцевать! А Андрюша? В бассейн приходилось ходить рано утром, он ныл, Ирина уговаривала и уговорила – у него разряд по плаванию, широкие плечи и стройная фигура. Красавец! И то, что в двадцать два года они оба юристы и у них есть свои «доверители», – это ведь тоже немного заслуга мамы, которая исподволь уберегала их от свойственного талантливым людям безделья, от прогулов утренних лекций и совсем осторожно – от нежелательных контактов и компаний.

А Володя, который всегда был рядом, никогда не хватал ее за руку и не шептал на ухо: отстань от них? Он ведь тоже был правильным человеком, и если мало говорил, то это не значило, что он с женой не согласен. Что же случилось? Почему, почему? Может быть, она слишком старалась?

Ирина медленно, с трудом встала со стула, ослабевшая, как после долгой болезни, и направилась к книжному шкафу. С трудом присела на корточки перед нижней секцией шкафа, открыла дверцу и потихоньку, один за другим, вытянула на пол толстые семейные фотоальбомы. Их было много, но она выбрала один, любимый, тот самый, который она сделала однажды на день своего рождения – в красочной обложке, с веселой этикеткой, на которой ее красивым почерком было написано: НАША СЕМЬЯ. Сюда она отобрала лучшие снимки, не только самые удачные, но и самые важные, самые для нее дорогие. Любимый альбом, длинная жизнь на бумаге, такая счастливая, глянцевая – отборная.

Она листала страницы, задерживалась на каждой и вспоминала прошлое: вот новорожденные Леночка и Андрюша, вот они танцуют на празднике в детском саду, вот школа – первый раз в первый класс, а вот последний класс – рослый Андрюша несет на плече маленькую первоклассницу с колокольчиком в руке. Вот они всей семьей на курорте в Испании, Володя срывает с дерева апельсин; вот Володя на какой-то трибуне – в очках, серьезный, рука выставлена немного вперед, как будто он что-то втолковывает невидимой аудитории; вот и сама Ирина, склоненная над плитой с очень ответственным видом – Володя заснял ее в шутку, чтобы запечатлеть важность процесса. Фотографий много, они распределены почему-то не по годам, и, вероятно, Ирина, отбирая их, действовала по какой-то логике, но сейчас у нее не было сил докопаться до этой логики и думать о том, почему в альбоме нет фотографий первых месяцев их совместной с Володей жизни, тех черно-белых фотографий, которые все-таки существовали и прятались где-то в других альбомах.