Тьма перед моими глазами уступила место серому туману. Туман развеялся, став лишь дымкой, а затем я увидел человека, который называл себя Ангелом Смерти.

Вернувшись от Бетулы Теизы, я целый день думал о синем попугайчике. О дельфине Омере. О свете… Той ночью мне приснился сон.

— Пойдем, — говорит мне какой-то старик. — Пойдем, я должен тебе что-то показать.

Мы идем по узкой тропинке. На старике белая одежда. Его лица я не вижу. Он крепко держит меня за руку, и мы быстро шагаем куда-то. Мы идем, идем, идем… Через некоторое время я отпускаю его руку, но не потому, что я ему не верю. Я просто устал.

— Давай немного передохнем, — прошу я.

— Нам нужно идти вперед, — отвечает он.

— Но я устал.

— Если мы сейчас остановимся, то все пропустим.

— Что пропустим?

— Потерпи немного, мы уже почти пришли.

Его взгляд полон нежности, и потому я говорю:

— Хорошо.

Он улыбается.

Мы идем, идем, но в какой-то момент я чувствую, что больше не могу. Я настолько устал, что упал на землю. Хотя я упал сам, мне хочется обвинить в этом старика. Повернувшись к нему, я начинаю жаловаться. Погладив меня по голове, старик говорит:

— Это моя вина, прости меня, — а затем указывает вперед, — гляди, мы уже пришли.

Подняв голову, я вижу деревянное строение. Подхватив меня на руки, старик бежит в дом. Не жалея своего дряхлого тела, он поднимается по ступенькам. Вскоре у него перехватывает дыхание, но он не останавливается. Он спотыкается, но не останавливается. Ему не хватает воздуха, но он не останавливается.

— Потерпи немного, мы уже почти пришли, — шепчет он мне на ухо.

Кажется, будто он собирается показать мне самую важную в мире вещь.

— Я не хочу, чтобы ты совсем выдохся. Опусти меня на землю, — говорю я.

— Мы уже почти пришли, — отвечает он, целуя меня в лоб.

В конце концов мы поднимаемся на верхний этаж здания, и старик ставит меня на ноги. Перед нами какой-то балкон.

— Пойдем, — говорит старик. — Мы можем увидеть все только оттуда.

Мы проходим мимо стен с облупившейся краской и оказываемся на балконе. И тут… Как же мне описать это? Мы внезапно попадаем в совершенно другой мир. Я вижу холмы, возвышающиеся полумесяцем вокруг ярко-синего моря. Холмы покрыты оливковыми деревьями. На деревья падают солнечные блики. В воде резвится дельфин, а над ним летают три птицы.

— Смотри, какой дельфин! — кричу я. — Смотри, какие птицы! Они словно сделаны из золота!

— Это не птицы, — шепчет мне старик. — Это ангелы.

В это мгновение из моря вверх, словно радуга, поднимается столп света. Пораженный, я поворачиваюсь к старику и вижу, что все его тело отражает свет.

— Лишь здесь ты можешь услышать его голос, — улыбается он.

Я хочу спросить: «Чей голос?», но не успеваю. От столпа света по всему небу разносится эхо:

— Если ребенок хочет стать светом, я стану глазами, которыми он увидит, ушами, которыми он услышит, рукой, что поведет его вперед.

Хотя я не понимаю смысла этих слов, тепло голоса переполняет мою грудь. Я уже собираюсь спросить: «Что имеет в виду свет?», когда старик велит мне посмотреть на мою руку. Я вижу, что моя рука светится ярко, как солнце, и неожиданно для себя я произношу:

— По-моему, я стал светом.

Обдумывая все, о чем мы говорили с того момента, как я повстречал этого странного человека, я пытался разобраться в кошмаре, увиденном только что, в кошмаре о морге, похоронах и могиле… Все это казалось мне слишком реальным, чтобы быть сном, и слишком странным, чтобы оказаться явью. Было ли то сном или явью, но я в любом случае знал, что испытанное мной нельзя объяснить тем, что этот человек подмешал мне в молоко какой-то наркотик. Не было это и эффектом принятого мною снотворного.

Я смотрел на своего спутника с отсутствующим видом. Да и что скажешь в такой ситуации? Что спросишь? Знал ли он о пережитом мною кошмаре? Если знал, то мне придется принять тот факт, что он действительно был Ангелом Смерти, а если нет, то придется смириться с мыслью о том, что я просто сошел с ума.

— Конечно же, я все знаю, — прервал он мою мысль.

— Что знаешь?

— Знаю, где ты был.

Подойдя ко мне, он похлопал меня по спине:

— Хочешь ты верить в это или нет, но я все же добр. Я даже почувствовал жалость из-за того, что многие люди не отправились за гробом на кладбище.

Я смотрел в одну точку перед собой. Сидел без движений, без мыслей… Так прошло несколько минут.

— Ну хорошо, — согласился я в конце концов. — Ну хорошо, я верю в то, что ты Ангел Смерти. Но знаешь, я не боюсь тебя. Развлекайся своими играми с людьми, которые боятся смерти. Пугай их, если хочешь.

— Пугай? Ты думаешь, я хотел испугать тебя?

— Если ты не хотел меня испугать, тогда зачем вся эта история с моргом? С похоронами и могилой?

— Но зачем мне пугать тебя?

— Тогда какого черта ты пришел ко мне и помешал мне сделать то, что я задумал?

Его лицо омрачилось грустью. Встав, он опустил ладони на хромированные перила лодки и взглянул вдаль.

— Ты ничего не помнишь, правда? — Он перевел взгляд на меня.

Я встал.

— Думаю, мне пора идти.

— Ты ничего не помнишь, правда? — повторил он мягким голосом.

На его лице отражались сочувствие и жалость, и чтобы понять, что вызвало эти эмоции, я решил остановиться и поговорить с ним. Мне показалось, что этот человек пытается напомнить мне о самой важной вещи в моей жизни, которую я забыл. Он хотел сказать мне, что я был заблудшей душой именно поэтому. Казалось, будто я пребывал в настолько жалком состоянии, что даже он, Ангел Смерти, не мог не посочувствовать мне.

— И чего же я не помню? — поинтересовался я.

— Вспомни то лето.

— Какое лето? О чем ты говоришь?

— Я говорю о том самом лете из твоего детства, Утраченном Лете.

Внезапно десятки мыслей пронеслись в моей голове.

— Что ты знаешь о том лете? — выдавил я.

— Немного, — ответил Ангел. — Главное, что ты знаешь о том лете.

— Раз уж тебе известно о таблетках в моем кармане и моих мыслях, ты должен знать и о том, что я абсолютно ничего не помню о том лете.