прибыли. Скажем, гильдия аптекарей взимает две золотые луны каждый месяц. Для меня это сумма подъемная, но начинать фармацевтическое дело с таким раскладом значительно сложнее. Взносы же в гильдию книгоиздателей я даже страшусь вообразить.

Красивая картинка ремесленного братства в голове Виолы несколько поувяла, сродни висящим под потолочными балками пучкам рододендрона.

– В этом есть доля несправедливости, – отметила она.

Кинри спорить не стал.

– Такова оборотная сторона. Однако, именно через гильдию надежные исполнители получают весьма и весьма крупные заказы.

“Крупные заказы” – отбил колокол в голове девицы. “Крупные. Заказы.”

– В частности, имперский двор прежде всего обращается к гильдии, а не занимается поиском ремесленников самостоятельно. Благодаря такому заказу мой отец годами производил солидные партии обезболивающего бальзама во время тассирской войны.

“Имперский. Двор.” – зачастил второй голос колокола поменьше.

Нетерпение прожгло Виоле пятки, казалось даже странным, что меховые сапожки еще уцелели. Лишь опасение показаться дилетанткой мешало немедленно выяснить адрес подходящей для ее предприятия гильдии, и что-то такое, вероятно, угадал в ее глазах чуткий молодой аптекарь.

– Забавно, я никогда не слышал о существовании гильдии артефакторов.

– Как это? – опешила девушка, опуская руку с эскизами.

Кот издал странный фыркающий звук. Если бы Виола не слушала в этот момент грохот падения колокольни внутри головы, вероятно, обиделась бы – коты ее прежде не осмеивали, по крайней мере вслух.

– Странно, – продолжил аптекарь, – Видимо, мастера в этой области малочисленны, а простые зачарования, которыми владеют сапожники или кузнецы, относят все-таки к одноименным гильдиям.

– Значит ли это, что всесторонние артефакторы состоят в гильдии магов? – проклюнулась надежда.

– Весьма вероятно. Я прежде не задавался подобным вопросом, – чуть подумав, ответил юноша.

Настроение девушки снова метнулось в ту крайность, когда море задорно щекочет коленки. Она знала, что за светлое будущее милой сердцу “Чарованной щепки” ей придется побороться, и разведывательная операция “Гильдия” звучала еще далеко не препятствием.

– Я вижу, вы уже подписали грамоты? – проговорила она, с усилием возвращая себя к действительности.

– Верно, Виола Базилевна, – Кинри выкопал под столом мешочек с монетами, скроенный чьей-то умелою ручкой. На ладонь его легли восемь золотых лун.

– Мы очень признательны за вашу готовность довериться, – повторилась девушка, с бьющимся сердцем пряча монеты в глубины своей сумки. Осталось, мнилось ей, самое простое. – Взгляните, мы уже можем утвердить один из набросков для его воплощения в дереве.

Листы оказались в руках аптекаря. Кот, подобравшись неслышно, вспорхнул на стол и тоже устремил свой внимательный взор на портреты.

Выбор занял три часа и завершился только к сумеркам, когда все чистые листы в сумке Виолы изошли на варианты.

Быть может, у нее еще хватило бы духу отказать в дополнительных эскизах Кинри Благомировичу, хотя он и сделал первый основательный заказ в мастерской, но сказать “нет” опытному коту с хорошо тренированными голубыми глазами оказалось выше ее природы.

Она терялась и в который раз пыталась понять, где ошиблась и почему все усложнилось именно в тот момент, когда прожект показался полностью взятым под ее контроль. Отмечая, наконец, выбранную версию угольной галочкой, она положила себе перечитать все главы, что касались создания прообразов артефакта и неизбежного при этом взаимодействия с заказчиком. Там предписывалось ограничение числа исправлений, и, кажется, напрасно она сочла эту часть не стоящей чрезмерного внимания.

Однако же, согласие было достигнуто и Виола двинулась уже к вешалке, когда входная дверь распахнулась в сопровождении звона. Потом снова закрылась на несколько секунд и открылась уже без прежней энергичности. Виола скрыла улыбку, Кинри едва заметно болезненно поморщился. Такая традиция двухчастного проникновения в аптеку явно не была ему в новинку, но все еще задевала за живое.

Совершив сей ритуал, в лавку прошествовала дородная горожанка в меховой душегрее с просторными рукавами и принялась обмахиваться платком, который ей ни мало не помог, зато продемонстрировал солидные кольца на ее мягких пальчиках. Впрочем, она пришла в себя несколько быстрее Виолы – как оказалось, была из числа постоянных покупателей.

– Доброго денечка, Кинри Благомирович! – пропыхтела она. – Вам бы проветрить, как полагаете?

– Обязательно, Карлота Эдмондовна, – пообещал юноша, – после закрытия, чтобы вас не простудить.

– Славно, славно, – протянула она, озирая аптеку в поисках точек приложения дельных советов, однако легко себе призналась, что аптека и без того пребывает в неукоснительном порядке, даже пришлая девушка как будто не нуждается в реформациях.

– Один, как обычно? – спросил аптекарь, избегая разглашать диагноз в присутствии третьих лиц.

Однако Карлоту Эдмондовну не смутили бы ни третьи лица, ни десятые.

– Как уж повелось, – подтвердила она, пряча платок в необъятный свой рукав и вынимая оттуда кошель (по-видимому, внутри манжет были устроены целые карманы), – не знаю, что и делать с проклятою бессонницей.

Кинри понятливо двинулся к шкафчикам, пока дама продолжала изливать печали.

– Город меня совсем изморит. В учебный сезон под окном не бывает покоя. Риторики и диалектики что ни вечер берут бочку сидра и практикуются до полуночи. А уж коли астрономы и музыканты выберутся подышать – тех только со стражей разогнать можно.

– Вы живете у площади Мудрости, около Университета? – спросила Виола, удивляясь про себя, в центральных кварталах, аптеки ближе не сыскалось.

Женщина авторитетно кивнула, распознав девицыно недоумение.

– Верно, с полгорода пришлось отмахать. Мне прогулки на пользу, а снадобий сильнее, чем у Кинри Благомировича, в столице не встретите, можете мне поверить.

Тысячелистник тоже авторитетно кивнул, но на фоне энергичной покупательницы его замечать перестали. Кинри, выражая сочувствие к ее давней беде, вынул из-за дверцы небольшую бутыль с настойкой пустырника, и Карлота Эдмондовна принялась расплачиваться.

– Мне бы в деревню, да муж ее не выносит, – вздохнула она ностальгически. – Он советник казначейской палаты, ему за городом тоска, да и служба не отпускает. Когда выбираюсь к матушке погостить, она мне в прежней детской велит постелить и бессонницу как рукой снимает. Там уж летом сверчки буйствуют, петухи голосят спозаранку, деревья скрипят старые, ветер во все щели – мне нипочем. От одних только этих звуков младостью моей беспечной веет и сон сам собой оплетает.

Виноваты ли в этом сквозняки родового гнезда советницы или нет, но гильдию до времени выдуло из виолиной головы. Она соколицей спикировала на пока еще едва различимую точку добычи.

– Что вы скажете, Карлота Эдмондовна, если мы сумеем перенести эти сладкие отзвуки юности прямиком в теперешнюю вашу горницу?

Деятельность магички Леи в бедных кварталах

В Итирсисе: 15 марта, среда

Чернила в крошечной комнате Леи не были просто декорацией. Что бы ни думал отец, желавший вернуть домой магичку – она в