Вдруг из усть его хлынувших проворных,

10 Сколько ливней фригийских волопасов

Гонят, Кавр иль Борей когда колеблят

Небо, или ростков в лугах цветущих

Рвется вверх, лишь вернется солнце юга

И Зефир вновь земли раскроет лоно;

Сей болтун моих Муз взалкал послушать,

Приставая настырно и нахально,

Чтобы скринии старые открыл я

И на звучной кифаре песнь исполнил.

О достойный сидеть в сорочьей стае

20 Иль с лягушками жить, — певучим родом,

Пока солнце горит Сидонской телкой,[150]

Иль цикады в лугах трещат ответно,

Феб пока посреди Олимпа рдея,

Выпил всю уж росу со трав поникших.

Но должны мы Куману[151] благодарны

Быть всегда моему: как камнем, шуткой

Наглеца сотрапезника побил он.

21. О солнечных часах, изобретенных норикским астрологом[152]

Ты, кто хочешь знать, как румянолицый

Феб свершает путь, под каким созвездьем

Тот бежит, какой час дневной быть должен

В поясе нашем,

Иль какая нам подобает доля

Света дня, стоит под высоким кругом

Феб, иль, уж клонясь, Козерога видеть

Хладного хочет,

Солнечных часов тень от стрелки, кругом

10 Движась, все дела указует Феба,

Быстрые луны годовые ходы

В пору ночную.

Иль, как всходит он над волной Востока,

Смотришь, знак какой иль распорядитель

В каждом часе есть, коль помедлишь только,

Видишь отдельно.

Ни один, кого край Германский помнит,

Не свершил того, ни в искусстве большим

Не был грек, Мемфис, сицилиец или

20 Тигром рожденный,

Но рожденный был он в пределах наших,

Там, где катит Истр в клокотанье воды

И от Рейна вдаль убегая, мчится

К ветрам Востока.

22. К Георгию Цигну, теологу, объявляющему себя противником законоведов, считающих, что не надо учиться свободным искусствам[153]

Цигн, кто белизной крыл своих прославлен,

Средь гусей блестя в середине самой,

Что, шипя, твоим домогались зваться

Именем славным,

Бартол, Бальд,[154] аббат Салицето также,

Порк и тот, кого громогласно надо

Правом звать самим, Бутрион, Рамунд и

Лин вместе с Азо;

Твой поколебать дух они не в силах,

10 В истине когда ты был стойким, ликом

Светел, и к семи побуждая юных

Вольным искусствам;

Права ты крючков избегаешь, вздора,

Что обмана полн, западней, уверток,

Справедлив в душе, коль их нет, не ищешь

Сложностей ложных.

Если видишь ты преступленья ясным

Взором, ты на них нападаешь смело,

Истины путем идя, презираешь

20 Несправедливость.

Не иначе, как сотрясают волны

Мощную скалу, ударяя с шумом,

Но, недвижна, та презирает волны,

Их раздробляя,

Или как стоял пес молосский мощный

В самой гуще средь собачонок своры,

Скаля пасть и всем их внушая ужас

Зубом могучим,

Был таким ты сам средь такой оравы,

30 Цигн, стрелами лжи поражаем столько,

Сколько раз Катон был святым сенатом

Ясно оправдан.[155]

Дивным ты умом постигаешь книги,

Наставляют те, как высоким чести

Следовать путем, постигая в небе

Господа Бога,

Наши души кто поместит на небе,

Если мы святым следуя законам,

Сильные, презрим гиблые услады

40 Лживого мира.

Знаменьем святым озаренный, в бедах

Сохранять велишь безмятежность духа,

Ни средь благ лица, ни среди успеха

Ввысь не подъемля.

Тщетную свою божество слепое[156]

Все ведет игру, колесо вращает,

Но мудрец ее презирает стойкий

И ненавидит.

Он один лишь тверд, независим, тонок,

50 Прочную блюдет он фигуру шара,

Что хранят своим трепетным мерцаньем

Неба созвездья.

Он бежит углов и убежищ тайных,

Что ему шипы и чащоб преграды, —

Хочет жизнь свою он согласной сделать

С волею неба.

Цельтис, кто рожден близ потоков Майна,

Эту песнь тебе посвятил простую,

Испытал когда он мужей доверье

Репу едящих.[157]

23. К Себальду Кламозу, против алчных[158]

Кламоз, прославлен нашими песнями,

И, добрый, тем же воздавший мне,

Хоть и немногое узнаешь,

Славный, от Муз ты моих замерзших,

Они, быть может, боль облегчат твою,

Печаль, что разум точит тебе, уняв,

Когда друзей недавно ложных

Ты испытал на себе коварство.

И если алчный деньги твои унес,

10 И состоянью он причинил урон,

Как тать кровавый, в закоулках

Грабит до нитки людей невинных;

Ну пусть крадет он деньги сокрытые,

На злате лики изображенные,

Но не сумеет он ограбить

Славы твоей, что родила доблесть.

Тебя славнейший нориков город нам

Явил из рода славного, древнего,

При кесарских и королевских

20 Был кто дворах и блистал оружьем.

Подобно предкам, юный, сражаешься

Ты под началом Фридриха-Кесаря,

Кто увенчал для всех священным

Голову мне Аонийским лавром.

Теперь же, предан духа спокойствию,

Живешь, довольный отчими средствами

И доблестью иметь считаешь

Ты о потомстве святую думу.

Тебе приятно честь особливую

30 Наук оставить тем, кто придет вослед, —

Под нашим солнцем не найдется

Дела поистине долговечней.

Есть Рим