— свидетель, как и Эллада вся,

Средь сокрушений вся разоренная, —

Жива благодаря наукам

И суждена ей навеки слава.

Сюда, стремясь, и духом своим высок,

Лелеешь книги и побуждаешь всех

Потомков Муз, грядущим чтобы

40 Памятки эти векам вручили.

Блюдешь ты храмы, лики старинные

Ты оживляешь временем стертые,

Святилищ попечитель, стойкий

Истины благостной почитатель.

Умен, ты к алчным полон презрения,

Кто весь в корыстных вечно занятиях,

Кто обнаруживает душу

Полную лжи и коварств лукавых.

Тот бормотаньем молит богов, но нет

50 Их и в помине ведь у него внутри,

Когда он мыслит, как хитрее

Свой нечестивый кошель наполнить.

Молва и даже боги ему — ничто,

Наград высокой чести накупит он,

Глотает деньги — ненасытней

Даже бездонной Аверна глуби.

Пока он тащит малое, выглядеть

Он хочет чистым и незапятнанным,

Но нет гнусней, коль на большое

60 Он ненасытный свой зев разинет.

К друзьям он веру, богом внушенную,

Ни в грош ни ставит, нагло союзы рвет,

Лишь на словах и чист, но сердцем

Лют он и с диким медведем сходен.

Кто одержим богатств накоплением, —

В заботах тяжких, ими придавлен он

И сердце изнуряет молча,

И истощает чредой стенаний.

Средь яств угрюмый и подозрительный,

70 Следит, кто сколько в рот положил кусков;

А если кто от чаш пригубит,

Чаши считает свирепым взглядом.

Он имена, в столетиях громкие,

Присвоить алчет, словно наследник их,

Надеясь для себя деньгами

Многими славу стяжать навеки.

Но волей божьей все это рушится,

И что трудами он накопить сумел,

Наследник промотает блудный,

80 Разом добро в разоренье ввергнув.

Какую пользу он, наконец, стяжал,

Те горы денег нагромоздив себе, —

Заботы гложущие, стоны,

Страх и надежду, и муки с ними?

Лишь тот и счастлив, кто изобилует

Достатком скромным, и не влечет кого

Базара гам: хваля свой жребий,

Бедных не давит он, не тиранит.

Средь безмятежных спит он Пенатов, ночь

90 Не разделяет он на чреду часов,

И не стоит отмститель в мыслях,

Молча бичами его секущий.

Ведь лучше знают боги, кому идет

На пользу что-то или приносит вред;

Как должно, честным и бесчестным

В оное время они отмерят.

Оставь же, Клио, судьбы преступников

В суровой песне живописать, верни

Нам снова Вакха, кто резвится

100 Среди Камен благосклонней нравом.

24. К Эльзуле, любовно

Музы славу тебе дали Тевтонские,[159]

Эльзула, почему ж, переменившись, ты

Страсть мою отвергаешь,

Бросив близость привычную?

Ведь плененный твоей хитростью губится

И меня не щадит, яро ревнующий,

Возбуждая страдания,

Строфам ямба приличные,

Приникая к устам розовым девичьим,

10 Испивая нектар чашей Юпитера

И, снегов белоснежней,

Грудь сжимая прекрасную.

Прежде, дикий, круги хладные бросит пусть

Волопас, в холода лютые стынущий

И, к оси устремившись,

Гидра, моря не знавшая,

Чем недавно любовь неукротимая,

Что булатных оков несокрушимее,

Заключил он: навеки

20 Безотказна пребудет с ним,

Но теперь, — и листвы дуба изменчивей

И подобна волнам моря Эвбейского

Иль того, кто стремится

В путь с Плеяд захождением.

Так вот ярость моя стонет уже в слезах,

Укрощая едва сердца в груди порыв

И, сгубив меня, судьбы

Топят в волнах Аидовых.

Духом счастливы те длят своей жизни дни,

30 В чьем пылает любовь сердце взаимная, —

Всем ровня она: родом

Состояньем и возрастом.

Ей мила красота, благоволит к деньгам,

И в капризах резвясь и невоздержности,

Будет вечные веки

Все любимей и полной сил.

Пусть богаче меня будет гораздо он,

Пусть и многих вельмож числит в роду своем

И, красавец, кудрями

40 Шею белую обовьет,

Но равняться ему трудно со мной в дарах,

Что от сердца тебе преданного я дал,

Песен милых пока он

Девам Норика не поет;

Но похитим тебя метрами строчек мы,

Песнь на лире звучать светлой заставивши,

В ней сливая игривость

Вместе с шутками смелыми,

Ссоре тяжкой пока радоваться даешь,

50 Зажигая сильней, дерзкая, прочь бежишь,

Поцелуй принужденно

Мне вонзая цветами губ,

Поцелуй, что потом будут потомки петь,

Наши чтя имена вечно кифарою,

Когда высшая слава

Нас по смерти двоих возьмет.

25. К Иерониму из Кроатии, законоведу[160]

На твоем лице лоб открытый ясен,

И доверье в нем, что хвалили древле,

Доблесть же твоя, — благородна, — в деле

Познана общем.

В Норикских полях не воспел никто бы

Феба ясный свет и сестер блестящих,

И никто б не знал мелодичных песен

Немца поэта.

Мысль была — узреть отчий Рейн, сарматом

10 Лишь недавно он был оставлен диким,

Галлов города и, от нас отдельны,

Царства британцев,

Но мольбами ты, неусыпный, сделал,

Что изящных Муз на суровом Истре

Юноши у нас воспевают, плектры

Звонкие тронув.

Пред тобой за то по