— Слова, достойные смельчака! — ответил после минутной паузы моряк. — Докажите их делом, и мы помиримся!

— Забирайте его! — ответил Джон, пнув ногой скулящего Скиннера, низвергнутого и жалкого.

Шайка разбойников кровожадно завыла, заулюлюкала, загоготала. Жертва была найдена, цена уплачена. Как стая голодных псов, разошедшаяся толпа бросилась на свергнутого капитана и, избивая, потащила на бак.

Бывшего капитана привязали к мачте. Он то ругался, то молил, то начинал плакать. Чем очень веселил своих мучителей.

Я стоял, словно в грязи измазанный. На душе было так мерзко, так мучительно, словно я совершил гнуснейшее предательство. Впрочем, так и было. Это был наш капитан, каким бы плохим он нам не казался. И вот так стоять и трусливо смотреть на расправу было выше моих сил.

Отобрав ножи, о нас как будто забыли. Мы, как идиоты, толпились у бортов, в то время как команда Ингленда занялась грабежом «Кадогана». Джон безучастно смотрел на бесчинство, творимое на наших глазах. Даже Каторжник молчал, втягивая голову в плечи, словно чувствовал общее настроение.

Мистер Дэвис с Джейком были приглашены в каюту капитана, как выразился худой, как хворостина, человечек, по виду казначей: «Для обсуждения условий дальнейшего сотрудничества».

Грабёж они назвали «эксприорприацией», и всё мало‑мальски ценное было в кратчайший срок доставлено на палубу «Короля Джеймса» и свалено в кучу на шканцах… Меня поразило, что содержимое наших рундуков воры почти не тронули! Лишь проверили на наличие денег. Личные же вещи, иногда довольно ценные, остались на местах. Зато капитанская каюта была опустошена едва ли не до голых досок, как и лучшее продовольствие из трюма.

На палубу был доставлен винный запас капитана Скиннера, и началась попойка. При всём том пираты угощали нас собственным нашим вином, как радушные хозяева, позабывшие прошлые обиды. Отказываться было попросту опасно.

Весело смеясь и разливая по кружкам красное вино, пираты Ингленда, не стесняясь нас, обсуждали предстоящее развлечение с пленным капитаном. От их предложений кровь стыла в жилах… Кто то разложил перед пленным набор хирурга, взятый с нашего же корабля. От одного вида ужасных пил, крюков и ножей подкашивались ноги…

Эванс сел на бочонок напротив связанного капитана Скиннера. Он молча пил вино, слушал предложения пыток, но смотрел прямо на пленника. Будто ждал мольбы, или раскаяния. Или просто, наслаждался страданиями своего старого врага.

А затем разбойник повернулся к нам. Честно скажу, сердце моё упало в пятки и перестало биться. Вот он какой, последний час. Цепкий взгляд ожёг, но не остановился на мне.

Эванс обратился к Джону. То ли попугай привлёк его внимание, то ли гордый взгляд. Джон ни перед кем не опускал глаз.

— Как зовут твою птицу, приятель?

— Зовут его Каторжником, хотя раньше он носил иное имя.

— Ха! И за что он получил такое прозвище? — развеселился матрос.

— Да вот за эти кандалы… — Джон указал на цепочку, сковывавшую ногу попугая с петлицей в камзоле.

— Ах‑ха! Действительно, каторжник! Не буду спрашивать, за что ему такая судьба. Уж как есть, пусть будет. Видать, заслужил. Что ж, товарищи, присоединяйтесь к нашему ужину. Вы ведь такие же матросы, как и мы. Только свободы у вас, как у этой птицы…

Дважды приглашать не пришлось. Опасно отказываться от угощения, если от этого может зависеть твоя жизнь. Есть не хотелось, от переживаний кусок в горло не лез. А вот выпить пришлось в самый раз.

За первой бутылкой последовала вторая, третья, и вскоре напряжение уступило место некоторой расслабленности.

Сам собой завязался разговор.

Как оказалось из рассказа Эванса, мистер Скиннер когда‑то поступил подло в отношении своих матросов. Он продал нескольких на военный корабль, чтоб замять кое какие из своих старых грешков. Эвансу удалось сбежать, и вот теперь судьба предоставила ему шанс поквитаться. Этот шанс старый моряк упускать не собирался. Он наслаждался каждой минутой отмщения, оттягивая решающий миг. Но этот миг неотвратимо приближался. Час расплаты настал.

Хлебнув ещё вина, Эванс вдруг поднялся и зычно выкрикнул:

— Друзья! Мы заставляем господина капитана ждать, это неприлично с нашей стороны!

Пираты оживились. Пришёл долгожданный момент. Эванс весь преобразился, давно сдерживаемое чувство проявилось на его искажённом лице. Холодная ярость и жгучая ненависть сверкнули в его глазах.

— Кончай скулить! — в ярости выкрикнул он и бросил пустую бутыль в пленника. Та разбилась над головой Скиннера, и он вновь завыл от ужаса.

Это разъярило Эванса ещё больше.

— Вот, ребята, наше развлечение! От мачты к мачте, кто отшибёт причиндалы этой визгливой собаке? — и вслед первой полетела вторая, начатая бутыль. Эванс повернулся к Джону:

— А теперь…Долгошеий, или как тебя там… Давай скрепим нашу дружбу кровью! — проговорил он, протягивая пустую бутылку Джону. — Ставлю на тебя две восьмушки, мой новый друг!

Наступил напряжённый момент. Зная отношение Джона к бессмысленной жестокости, я испугался. Сейчас Джон пошлёт разбойников ко всем чертям. И тогда команда обратит свой гнев на нас. Разгорячённые видом крови, они вряд ли станут с нами долго церемониться.

— К чертям его! — вскричал Долговязый, поднимаясь и пьяно покачиваясь. Неужели Окорок так опьянел от вина?

— В ад тебя, Скиннер! — он бросил бутыль в пленника и промахнулся. Попугай залопотал крыльями, пытаясь не свалиться с плеча.

Эванс вскочил.

— Эка меткость… Вот как надо!

Его бросок попал в цель. Пленник закричал.

Поднялся невообразимый шум, пираты стали наперебой заключать пари на то, сколько продержится несчастный и кто его прикончит. От желающих принять участие в развлечении отбою не было.

Началась кровавая потеха. Скиннер лишь хрипло вскрикивал после особо метких попаданий. По разбитому лицу его струилась кровь.

Я отвернулся. Каким бы плохим ни был капитан, он не заслуживал страданий. Мне трудно было смотреть на это избитое, окровавленное, опухающее от синяков тело. Только вчера этот человек повелевал судьбами матросов и рабов, а сейчас был никем — униженный всеми, жалкий и несчастный.

Я побрёл на бак, подальше от всей этой мерзости. И вздрогнул от неожиданности, когда прогремел выстрел.

Дым облачком рассеялся над палубой. Веселье прекратилось. Истязаемый затих.

— Наконец, попал!.. — в пришедшей тишине прозвучал пьяный голос, и Джон отбросил дымящийся пистолет.

Меня замутило.

Повисла тишина. Пираты не ожидали столь скорого завершения веселья. Я стоял ни жив, ни мёртв. Только что на моих глазах произошло жестокое и хладнокровное убийство. И кто его совершил? Джон! Добряк Джон, весельчак, мухи до того не обидевший. Я смотрел на обвисшее на верёвках тело и не верил собственным глазам. Ноги больше не держали меня, я бессильно прислонился к фальшборту.