Тереза вздохнула.

— Думаешь, мы тут в игрушки играем? — спросила она.

— Я думаю…

— Нет, ты не думаешь. Это ясно как божий день. Я тебе расскажу один случай…

— А это обязательно?

— Думаю, да.

Марини вытянул вперед руки и безвольно опустил вниз.

Терезу не смутило отсутствие энтузиазма со стороны инспектора. За свою карьеру ей приходилось не раз сталкиваться с новичками, не готовыми заглянуть в лицо гнусной действительности.

— Так вот, наш герой из маленькой деревушки, — начала она свой рассказ, — населения — где-то человек сто, не больше. Дебютировал как осквернитель могил. Его привлекали ступни покойников, он их коллекционировал. Кто-то коллекционирует обувь в шкафу, а этот предпочитал ступни. Знаю, звучит смешно. Но уж поверь, тем, кто заглядывал в тот шкаф, было не до смеха.

— Комиссар…

— В детстве ему нравилось примерять женские туфли, но мать окунала его ноги в кипяток, если заставала за этим занятием. Во взрослом возрасте он хотел сменить пол, но ограничился тем, что мешками скупал женскую обувь. Пресытившись могилами, принялся убивать молоденьких девушек. Он присматривал жертв летом, когда видны ноги, отрезал ступни и обувал в туфли, которые коллекционировал в шкафу. Полиция шла за ним по пятам, но он, если говорить начистоту, всегда оказывался на шаг впереди. Ну как, уже интереснее?

— Отличный сюжет для фильма.

— Был бы, если бы все это не приключилось на самом деле, недалеко отсюда. В девяностых, убийцу звали Игорь Розман, и жертвы, кстати, тоже были невымышленными.

Ироничная улыбка на лице инспектора погасла.

— И чем все закончилось? — поинтересовался он.

— Я его поймала.

Инспектор ничего не ответил. Тереза ощутила его смущение.

— Изучая поведение таких, как Розман, и сотен других преступников, многое узнаёшь о психике убийцы, — продолжила Тереза. — А когда ты знаешь, что у убийцы на уме, ты знаешь и где его искать. Поэтому так важно определить тип. Если мы имеем дело с дезорганизованным убийцей, нужно искать человека с расстройствами психики, который опустился на самое дно.

— А если это не так?

— Тогда дело плохо. Потому что такие типы отлично маскируются под безобидной личиной. Понимаешь? Это может быть и милый, застенчивый учитель, и добропорядочный сосед-зануда — в общем, кто-то вроде тебя.

Тереза поднялась:

— Идем. Нам еще два часа ехать.

— Куда?

— На место преступления. Он объявился.

Недоумевающий Марини спросил:

— Кто?

Тереза бросила ему ключи от машины.

— Убийца!

— Полагаете, он пометил дом?

Марини почти устыдился своего вопроса, обнаружив беспокойство перед этим куском мяса. Тушка зайца все еще болталась на распахнутой ставне. Животному свернули шею и освежевали. Без шкурки зверек являл собой отталкивающее зрелище: открытая пасть на голом черепе, обтянутом редким пучком мышц.

Тереза не ответила. Хоть она и разделяла мнение инспектора, делать выводы было еще слишком рано.

Хуго Кнаус, начальник местной полиции, отвел ее в сторону. Крупный, не слишком высокий, казалось, он всегда улыбается, даже когда абсолютно серьезен. Такое впечатление складывалось из-за изгиба потрескавшихся губ и прищура на обветренном лице. Как и у всех рыжих, у него была светлая кожа.

— Нас вызвала девочка — Лючия Кравина. Она была дома одна, — доложил он.

Тереза молча кивнула не сводя глаз с зайца.

— Такое случалось и раньше? — спросила комиссар.

— Да нет. Сто лет тут работаю, такое вижу впервые. Бывает, шутники сопрут вывешенное сушиться белье — а так ничего серьезного. И вдруг на прошлой неделе убили человека, а теперь вот это… — Он сплюнул на землю. — Думаете, тут орудует банда? Может, это предупреждение?

Тереза опасалась, что дело обстоит намного серьезнее.

— Нет, — ответила она. — Банда, скорее всего, тут ни при чем. Что за люди эти Кравина?

Кнаус выдохнул.

— Он — бездельник, ни на одной работе не задерживается. Она — официантка в центре, по вечерам подрабатывает в пабе. Конечно, не образцовая семья, но люди безвредные.

Тереза не стала ему объяснять, что безвредные с виду люди — отличный компост, на котором дают обильные всходы недовольство и злоба.

— Без-вред-ны-е, — еще раз проговорила она по слогам, будто слово горчило во рту. — Дорогой мой Кнаус, безвредных людей в природе не существует, такова жизнь.

Тот перестал жевать жвачку, которую гонял из стороны в сторону с самого начала разговора. Было похоже, что слова Терезы его задели, будто речь шла о нем, а не о родителях девочки.

— Мы — не дикари, — ответил он. — Тут, в Травени, никто на такое не способен.

Теперь Тереза поняла. Это принадлежность к общине вынуждала его выгораживать местных жителей.

— Это точно не местные, потому что местные не такие. Интересное соображение, — заметила она с иронией, похоже ускользнувшей от Кнауса.

Кивнув, он отошел, а Тереза осталась стоять, уставившись на дом. Стена кровоточила. Алые капли стекали по штукатурке прямо на снег. Они уже замерзли: зайца, видимо, убили прямо перед тем, как подвесить на крючок ставни.

Тереза ощущала за спиной молчаливое присутствие Марини.

— Они тут повсюду, — пробормотала она.

На стене виднелось с дюжину отпечатков перепачканной руки.

— Это тебе ничего не напоминает?

Марини колебался.

— Давай, инспектор. Без лишних раздумий. Я же вижу, что у тебя есть что-то на уме.

— Наскальные рисунки. — По движению его губ Тереза догадалась, что он в замешательстве.

— Вот именно! — кивнула она.

У нее возникло похожее впечатление, и перед глазами замелькали кадры — не из документального ли фильма? — снятые в пещерах с такими же отпечатками. И хотя Терезу и рисунки разделяла пропасть в десятки тысяч лет и не меньшее количество километров, непостижимым, непонятным для нее самой образом ее с ними что-то связывало: на долю секунды она было подумала об обряде утверждения собственного Я, о переходе незрелой личности во взрослый возраст.

Но в руке, оставившей следы на стене, не было ничего детского. Тереза приложила, не касаясь стены, свою руку поверх примитивных отпечатков: следы были намного шире, ладонь — крупнее, а пальцы — толще. Тереза вздрогнула, словно дотронулась до самого убийцы.

— Отпечатков обуви тоже предостаточно. Он пришел из леса, — проговорил Марини, оторвав ее от мрачных мыслей.