После минуты шорохов раздался приглушенный девичий голос, произнесший безо всякого приветствия: «Алло. Заказ получен»; затем последовала пауза, и следующая фраза: «Поняла. Конечно, он подождет. Но и вы постарайтесь не затягивать с поиском донора. Клиент колеблется и может передумать. Да, согласился заплатить всю сумму вперед. Сообщу сразу, как деньги поступят». Снова шорохи, стук каблуков, и тишина. Шкуродер, заинтригованный странной фразой о доноре, не спешил выключать запись, решил дождаться, когда послышится его стук в дверь. Незадолго до этого раздался шумный вздох девушки, и ее голос, полный страха, прошептал: «Господи!», а дальше, уже звонко: «Что-нибудь забыли?», и Шкуродер услышал собственный ответ о потерянном телефоне.

Закрыв программу диктофона, он немедленно удалил аудиофайл из памяти телефона и убрал его вместе с наушниками в карман куртки. Теперь ему необходимо было все обдумать, и он отправился в уютное кафе, где заказал себе стейк с овощами и фри. Предстоящее путешествие невероятно волновало Шкуродера, надежда на избавление от мук крепла все сильнее, но странная фраза о поиске донора не на шутку его беспокоила. Ни о каких донорах во время его беседы с сотрудницей клиники речи не шло. Что это может означать? Какие доноры? Зачем? Он даже подумал: а не пойти ли на попятную, пока не поздно? Однако обступившие его со всех сторон демоны ясно давали понять, что пятиться ему некуда. «Будь что будет, – решил Шкуродер, дожевывая воняющий мертвечиной стейк, куски которого проглатывал с омерзением, давясь до слез. – Вряд ли со мной может случиться что-то более ужасное, чем то, что есть сейчас!» Оставалось лишь дождаться звонка от сотрудницы «Долголетия», а позвонить она обещала примерно через неделю.

После еды Шкуродер почувствовал прилив сил, и ему захотелось пройтись, тем более что дождь так и не начался. Измерив шагами несколько узких извилистых улочек, он вдруг, неожиданно для себя, взял такси и вскоре оказался далеко за городом, на обочине шоссе, где его высадил водитель, отказавшись ехать по раскисшей грунтовой дороге к маленькой деревушке, видневшейся вдали на фоне алеющего солнца, уже спрятавшего за домами свой нижний край. Шкуродер разглядывал крошечные черные избы с просевшими крышами, не понимая, почему его сюда занесло. Это была та самая деревня, где он родился и вырос, малая родина – неприветливая, безобразная, скупая. Никакой радости при виде знакомых мест он не испытал. Напротив, в глубине души заворочалось, просыпаясь, задремавшее было зло. Оно росло и распирало тело, сдавливало легкие, не давая дышать. Оно жаждало крови, и Шкуродер смутно догадывался, чьей именно. Это зло было его спутником с самого детства, взрослело и крепло вместе с ним, но однажды, когда появились первые демоны, его вытеснило чувство страха, и зло, казалось, уснуло. Теперь же, вместе с призрачной надеждой на избавление от мук, оно воспрянуло с новой силой. Пришлось даже расстегнуть воротник плаща из-за подступившего к горлу комка, и холодный ветер тотчас заскользил по шее, обвивая ее длинными ледяными пальцами. Как часто Шкуродер представлял себе этот день! Сколько раз собирался приехать навестить отца, но все было недосуг: то был слишком занят «работой», то потом свалилась эта изматывающая непонятная хворь…

Шкуродер смело сошел с асфальта и провалился по щиколотку в жидкую грязь. Удивленно глянул вниз, на ноги, поморщился, вздохнул и обреченно зашагал вперед. Грязь издавала влажные чавкающие звуки, очень похожие на те, которые сопровождали процесс его основной деятельности, а разлетавшиеся в стороны густые блестящие брызги напоминали кровь, несмотря на черный цвет. Когда доковылял до отчего дома, был забрызган грязью по уши, в буквальном смысле. Но, еще издали заметив свет в окнах, Шкуродер перестал волноваться по поводу своей вынужденной нечистоплотности. Появился куда более серьёзный повод для волнения: похоже на то, что папаша его еще жив до сих пор, а значит, грязь он месил не зря. Непроизвольный смешок вырвался из горла, когда Шкуродер представил себе, как вытянется лицо отца при виде неожиданно возникшего в доме сына. Ведь не виделись они лет тридцать, ограничиваясь редкими звонками по праздникам да в дни рождения. Точнее сказать, это Шкуродер ему звонил, потому что ни праздников, ни, тем более, даты его рождения отец не помнил.

Стук в дверь не вызвал отклика даже после третьего раза – открывать отец не спешил. Это было вполне в его духе: гостей он никогда не любил и часто игнорировал нежданных визитеров, попросту не обращая на стук в дверь никакого внимания. Шкуродер потоптался на скрипучем крыльце, подергал ручку, прислонился плечом и надавил всем весом. Раздался хруст, и дверь распахнулась, а на ботинки ему посыпались щепки – засов замка проломил трухлявое дерево дверной коробки.

Родной дом встретил его тишиной и дурным запахом. Здесь и прежде пахло отнюдь не розами: вся одежда в прихожей всегда источала вонь свинарника и крольчатника, но теперь пахло еще и человеческими экскрементами. Шкуродер дернул носом и поморщился, решив, что где-то спрятано ведро, в которое отец справлял нужду по ночам, чтобы не выходить на улицу. Наверное, он неделю его не выносил. Зато все остальное было неизменным. От нахлынувших воспоминаний сердце застучало сильнее, но радости не было, только волнение – непонятно, отчего. Внутреннее убранство дома осталось тем же, лишь обветшало и почему-то казалось совершенно чужим, хоть и очень знакомым.

– Отец! – Шкуродер крикнул в пустоту, ярко залитую электрическим светом, и, не получив ответа, прошел из прихожей в единственную большую комнату, где по-прежнему стояло две кровати: отцовская – ближе к печке, и его – в противоположном углу, куда тепло обычно почти не доходило.

Отец спал на своей кровати, укрывшись до самого подбородка толстым шерстяным одеялом, и тихо посапывал. Шкуродер усмехнулся мыслям, вызванным этой картиной: «Тоже спит при свете! Неужели и к нему приходят кровавые демоны с бритвенными лезвиями вместо ногтей?! Хотя нет, вряд ли… Скорее, это его ободранные кролики с маленькими острыми зубами на оголенных мордах!» Вокруг отца концентрация вони была сильнее. Превозмогая брезгливость, Шкуродер подошел ближе, взял стоящий у стены стул с рваной обивкой сиденья, из которого торчали клочья грязной ваты, с громким стуком поставил его возле кровати и сел. Стук разбудил старика, тот открыл глаза и вскрикнул, инстинктивно заслонив руками лицо.

– Не бойся, это я, – вместо приветствия произнес Шкуродер.

– Шкура? – тот недоверчиво выглянул в просвет между ладонями.

– Что-то ты пугливый стал! – криво усмехнулся Шкуродер и растянул губы в недоброй улыбке.

– Шкура! – воскликнул тот уже утвердительно и отнял руки от лица. – Приехал! А чего не позвонил?

– А то что, ты бы мне тут встречу с оркестром организовал? Или банкет в мою честь закатил?

– Да нет. Не ждал просто. Ты извини, я вставать не буду. Если хочешь чаю, сам согрей. Еду в холодильнике поищи. Там суп какой-то должен быть. Зинка, соседка, готовила. Она приходит, помогает. Сердобольная.

– А что с тобой? – спросил Шкуродер из чистого любопытства, без нотки сострадания в голосе.

– Да нога, черт возьми, болит что-то. Ходить можно, но боль зверская, аж в пот бросает и в голову отдает. Вот и лежу.