Игроки сидели носом к носу, сверля друг друга взглядами, исполненными алчности и ненависти.

– Мальчики! – сказал им тогда старый, мудрый Дадаш-бала. – Остыньте. И выслушайте меня внимательно. Мы все прекрасно понимаем, что одному из вас привалила редкая удача. Удача, которая приходит раз в жизни. Кто-то сейчас выиграет, а кто-то проиграет. И я понимаю, что вы готовы играть до последней копейки. Но всему должен быть разумный предел. Скажите мне, можете ли вы выложить сверх этого еще по одному миллиону?

– Да, – ответили оба.

– Тогда лично я ручаюсь за каждого из вас и за все ваши расписки. Как вы знаете долг чести смывается только кровью. Итак, я даю каждому из вас честное слово, что проигравший заплатит выигравшему либо деньгами, либо собственной шкурой. Согласны ли вы на это?

– Да, – дружно сказали игроки.

– Откройте карты!

Вздох восхищения прокатился по зале, когда Гришка торжественно, одного за другим, выложил последовательно бубнового, пикового и червового тузов. И тот же вздох сменился воплем ужаса при виде точно таких же карт директора Низамова.

Гришка осатанел. Он обвел окружающих безумным взором и с криком «Шу-у-улер!» вцепился в глотку Низамову. Оба свалились и покатились по полу, осыпая друг друга тумаками.

В юности валютчик занимался боксом, да и жизнь в колониях, где драки были единственным развлечением, многому его научила. Но и Низамов в молодости отсидел два срока за хулиганство и мелкие хищения, и потому был знаком с повадками уголовников. Он был вдвое толще и увесистее Гришки, к тому же успел выхватить пистолет. Низамов всем телом навалился на него, левой рукой прижал пистолет к полу, а правой принялся душить афериста.

В этот момент прогремел выстрел.

Пуля, горячая и стремительная, впилась в стену под потолком. Но что ей стоило до предела сжать свои атомы в крепчайшую кристаллическую решетку, разворотить хрупкую кирпичную кладку, прорваться сквозь толщу земную и вылететь наружу? Пробив дверь, она пролетела еще несколько метров и уже на излете ударилась о фару стоящего на обочине большого желтого мотоцикла.

Водитель мотоцикла, инспектор ГАИ Намик Шихиев, вышел в свое первое дежурство на этом участке. Он был способным, неглупым парнем двадцати двух лет. До совершеннолетия он рос и воспитывался в крестьянской семье, в далеком горном селении. Но после армии в деревню не вернулся. Остался в городе. В большом, прекрасном приморском городе, где жило множество людей, было много кинотеатров, магазинов, клубов, парков, красивых домов – всего, чего не было в небольшой деревушке из двух десятков домиков. Еще раньше в город переехал его старший брат, за ним бежала сестра – и оба пропали, растворились в толпе, наполнявшей городские улицы.

Намик подобрал пулю, ругнулся, обжегшись, поплевал на пальцы и осмотрел. Она была выпущена из маленького пистолета зарубежного производства, «браунинга» или «беретты», точно определить он не мог. Но он не стал терять на это времени. Положив пулю в карман, он достал свой пистолет, сообщил по рации, что слышал выстрел, и побежал к еле заметной дверце в высокой каменной стене.

Верзилу, который бросился на него, Намик успокоил ударом рукоятки пистолета по черепу и, кубарем скатившись вниз по лестнице, вбежал в залу, где царили гам и суматоха, и радужные охапки денег валялись под столом и на полу, витали пух и перья из распоротой подушки и толпились, разнимая драчунов, несколько мужчин подозрительной наружности.

– Руки вверх! – заорал Намик и для убедительности выстрелил в потолок.

Все застыли. Гром архангельской трубы, возвестившей о приходе Страшного суда не поразил бы их более. В страхе и смятении воззрились новые господа аристократы на молодого парня в серой форме.

Первым пришел в себя Гришка.

– Слышь, братка! – сказал он, шмыгнув окровавленным носом. – Ты, того… Спрячь волыню-то. Мы тебе не жулье какое – приличные граждане, в смысле товарищи…

– Я сказал: руки! – повторил Намик, погрозив им пистолетом.

– Сынок! – трагическим шепотом произнес Дадаш-бала. – Не бери греха на душу! Умоляю тебя, не связывайся ты с этими людьми! Страшные это люди, сынок, не будет тебе пользы от них…

– Не нужна мне ваша польза…

– И начальникам твоим пользы не будет. Не по зубам они начальникам твоим, – вкрадчиво убеждал его Дадаш-бала. – Их деньгами такие люди кормятся, что и подумать страшно, не то что сказать. Куском хлеба, детьми своими, могилой матери своей клянусь, что не убили здесь никого. Из-за карточной игры спор вышел. Ты… ты лучше забрал бы себе все это, а? – и содержатель клуба без колебаний сгреб с полу деньги и протянул Намику. – Возьми! Здесь много. Очень много. А если хочешь – мы тебе еще добавим. Но и этого хватит на всю жизнь и тебе, и детям твоим, и внукам…

Юноша посмотрел на шматок денег и судорожно сглотнул. Ему вдруг стало жарко. Пот крупными градинами выступил на лбу. С юных лет отец и мать учили его, что жить надо своим трудом, что брать чужое нехорошо, что от неправедных денег счастья не видать. Он сызмальства был приучен к работе. Полол сорняки на огороде, косил сено, выгонял на пастбище скотину. Но порой к отаре подъезжали раскормленные люди на сверкающих лаком и никелем автомобилях, не скупясь платили за баранов, овощи, тутовку. Он видел их пирующими в уютных ресторанчиках вдали от оживленных дорог. Они курили «Уинстон», стаканами глушили «пшеничную», лапали специально для них доставленных женщин. И в этом городе таких людей было особенно много. Буфетчики, зеленщики, хапуги-продавцы, буржуйчики и бизнесмены всех мастей, не стесняясь, сорили деньгами в дорогих ресторанах (дешевых в городе просто не было), не скупясь платили за все втридорога, «давая жить другим», катались со шлюхами в автомобилях, увешанных побрякушками, приобретали дачи, квартиры, вещи. Их щедрость порождала бешеные цены на рынках, их наглость вызывала слезы бешенства и ненависть у всех честных людей. Да, их было меньшинство, но они были той самой ложкой дегтя, которая отравляла жизнь всем остальным.

Да, здесь было много денег. Здесь была и новая квартира и выплаченные рассрочки за телевизор и холодильник, и шуба для молодой жены и все, что необходимо, но не достать для ребенка, и давняя мечта – новенькая «Лада», да нет, теперь уже «Волга»! Новая! С «Роудстаром» и поляризованными стеклами!.. И дача на взморье! И стенка! И диван! И…

Все эти мысли вихрем пронеслись в его голове. И право же, автор затрудняется сказать, какое бы молодой человек принял решение в данной ситуации, если бы не услышал шороха за бархатной занавеской. Резким движением он сорвал тяжелую ткань и опешил. Перед ним стояла давешняя танцовщица в компании со стариком в исподнем.

– Лалка?! – не веря глазам, вскричал юноша.

– Намик! – воскликнула девушка. – Что ты здесь делаешь?

– По-моему, это я должен спросить, что ты, моя сестра, делаешь здесь, в этом притоне?.. Рядом с этим… – но не закончив фразы, он понял все, покраснел… Глаза его наполнились слезами.