— Вот как? А записку оставить трудно? Я себе все нервы истрепал.

— Володенька, сейчас всего три часа дня. Я ровным счетом не вижу никаких поводов для волнения. В конце концов, я могла просто выйти в магазин.

— Да? Я, понимаешь ли, возвращаюсь после пары в надежде застать дома еще спящую жену и провести субботний день в семье, а тут полное запустение и забвение. На студию я, между прочим, звонил. Там никто трубку не брал.

Вот еще новости! Не хватало еще, чтобы он вздумал меня ревновать, хотя, конечно, лестно.

— А на проходную ты звонить не пробовал? Там бы тебе сказали, что я на выезде. Мы сегодня сюжет снимали.

— Извини, не догадался, потому как душевное смятение отнюдь не способствует умственной деятельности.

— Да с чего бы ему взяться, смятению-то?

— Ты об этом у Валеры спроси.

— У какого Валеры?

— У Гурьева. От его звонков наш телефон просто раскалился. Вынь ему да положь Ирину. Ничего не объяснил. Сказал, дело срочное. Я, естественно, про твои расспросы об обезболивающих вспомнил, подумал, что тебя опять угораздило втихаря от меня у милиции хлеб отбивать, и доигралась.

Вот ведь как. А я про Валеркиного «потешного покойничка» беспалого и думать забыла. У меня тут и свой, не менее забавный нарисовался.

— Володя, ну что за глупости! Я про Валеркины дела и знать ничего не знаю. — Что самое приятное, мне даже не потребовалось врать. — Мы с ним и не общались последние дни, своих забот невпроворот. А чего он звонил-то?

— Говорю же, не знаю, — несмотря на по-прежнему сердитый и обиженный тон, было видно, что мои слова Володьку успокоили. — Да и знать не желаю. Сама с ним разбирайся.

— Как же я с ним разберусь, если его нет?

— Сейчас, может быть, и нет.

— А когда будет?

— Завтра твой криминальный тип будет. Сказал, непременно в гости заявится. Ты ему зачем-то сильно понадобилась.

Если Валерке хотелось меня заинтриговать до полуобморочного состояния, то это ему удалось просто блестяще.

В воскресенье я вскочила ни свет ни заря, игнорируя протестующие бурчания Володьки, и все утро слонялась по квартире, не находя себе места. Что же это Гурьеву могло от меня понадобиться, да еще так срочно? Может быть, он все-таки выяснил, кто был тот парень в Смирновском лесу, и раскопал что-то интересненькое? Только я ему тогда зачем? Поделиться, что ли, больше не с кем? Или случилось что-то еще? Что-то, в чем я могла Валерке помочь? Но что?

Володе он ничего не объяснил, поэтому тот и выходил из себя, боясь, что «криминальный тип» втянет меня в какое-нибудь небезопасное мероприятие. Значит, пока он не явится, утолить разбушевавшееся любопытство мне не удастся. А любопытство, войдя во вкус, уже терзало меня, затравленным зверьком мечась по лабиринту извилин в отчаянной попытке поймать хоть какой-то намек. Одно слово — разбушевалася стихия!

Чем дальше, тем меньше стойкости проявляло терпение, шаг за шагом сдавая позиции, отступая под натиском сорвавшейся с цепи заинтересованности. Разбудить, что ли, мужа, спросить, когда обещал прийти Валера? Нет, на эту глупость я решусь только в случае окончательного поражения. Иначе не миновать очередной ссоры из-за моего невинного увлечения, которое так досаждает Володе, едва ли не лишая его аппетита и сна. Буду терпеть, пока хватит сил.

Муж разбудился сам. Выполз на кухню, сонно щурясь, потирая кулаком заспанные глазенки, при этом забавно надувая губки, словно обиженный ребенок.

— Доброе утро, — изобразив на лице блаженную улыбку, Володя чмокнул меня в шею.

— Определенно. — Мое нетерпение к этому моменту достигло своего апогея, поэтому я изо всех сил старалась не дать раздражению пролиться на голову ни в чем не повинного супруга отнюдь не благодатным дождем.

— Что определенно? — без особого интереса спросил Володя.

— Определенно доброе, — пояснила я.

Володя в недоумении хлопал ресницами, потом улыбнулся, уже заметно осмысленней, и кивнул:

— А-а! Это есть хорошо, и хорошо весьма! Кстати, а что у нас есть поесть?

— Бутерброды с яйцом. Только что пожарила.

— Это я люблю. Это есть хорошо. А ты уже завтракала?

— Нет. — Я положила на тарелку три румяных бутерброда, залитых яйцом, и выключила огонь под чайником. — Тебя ждала.

— Приятная неожиданность. — Володя уселся за стол и потянул носом.

— Это что еще за скепсис? — ставя перед мужем кружку с чаем, возмутилась я.

— Я был уверен, что ты Гурьева ждешь.

Вот ведь мелкий пакостник! За что только люблю его — непонятно.

Я села напротив мужа и взяла бутерброд. Володя последовал моему примеру: ухватился за горячую хрустящую корочку, коротко цыкнув, перехватил поджаренный хлеб другой рукой и впился в него зубами.

— Кстати, какие у тебя на сегодня планы? — поинтересовался он с набитым ртом, не составив себе труда прожевать откушенный кусок.

— Обычные — воскресные. Я сегодня кот Матроскин по хозяйственной части.

— Ага. Большая стирка вкупе с большим вопросом: «Почему на работе в понедельник я отдыхаю от воскресенья»?

— Домовитым да работящим завсегда тяжело! — По-моему, я решила устроить с утра занятие по вспоминанию детских мультфильмов. — Такая наша женская доля. А что, есть предложения?

— Почему бы нам не погулять? — вопросом ответил Володя, принимаясь за второй бутерброд. — Погода располагает. Посидим в кафешке, в кино сходим, а?

— Предложение заманчивое. Только сперва дождемся Валеру.

— Что и требовалось доказать, — победно провозгласил Володя и с притворной печалью констатировал: — Не любишь ты меня.

— Люблю, солнышко, только не надо было меня так заинтриговывать. Или ты хочешь, чтобы со мной приключилась погибель неминучая на почве неудовлетворенного любопытства? Нечего сказать, достойная забота о супруге.

— «Если смерти, то мгнове-енной, если раны — небольшой», — пропел Володя. — Ладно уж, горе мое приторное. Подождем твоего Валеру. Надеюсь, печальных вестей он не принесет. А то вместо прогулки придется тебя из депрессии выводить. Тоже не слишком веселое времяпрепровождение. И утомительное.

Порешив на сем, я стала составлять план и очередность выполнения маленьких домашних повинностей, чтобы после общения с Валерой со спокойной душой можно было исполнить пожелание мужа. Для начала надо вымыть посуду — ненавижу! Впрочем, эти полномочия смело можно делегировать Володе. Он ведь хочет, чтобы мы отправились на прогулку? Хочет. Пусть теперь прилагает для этого хоть какие-то усилия.

Володя, к моему удовольствию, против подобного разделения обязанностей возражать не стал. Поэтому уже через две минуты в нашей квартире раздавался нестройный дуэт двух водопроводных кранов — на кухне, где Володя мыл посуду, и в ванной, где я замачивала белье. Естественно, по закону Мерфи наше и без того не слишком талантливое техногенное музицирование прервала долгая трель дверного звонка.