— Эй, рьяная мусорщица, — окликнула меня О-Тайла. — Перерыв объявили, а ты все копаешься. Думаешь, тебе накинут баллов за такую самоотверженность?

Я обернулась и, посмотрев на апранку, вернулась в реальный мир.

— Блага, — ответила я, и сняла маску. — В моей голове слишком много мыслей.

О-Тайла улыбнулась.

— Получив срок, есть, о чем подумать. Снимай вонючие перчатки и костюм, давай прогуляемся, глотнем сравнительно чистого воздуха.

Я не имела ничего против этого предложения; сняв защитные средства, я пошла за девушкой. Арестанты, по своему обыкновению, расселись на лавках и пили воду, заглушая голод: до обеда оставалось полтора часа, желудки работников уже недовольно бурчали.

Но Найте среди них не было.

Может, его уже перевели в другое место, или он притворился больным? Тогда моя моральная дилемма лопнет, как пузырь: у меня просто не будет возможности навредить ему.

Я снова окунулась в мысли, а О-Тайла тактично не беспокоила меня разговорами. Мы дошли до тех кустов, где состоялось наше знакомство, и, развернувшись, неторопливо побрели обратно.

Меня бросило в пот — навстречу шел Найте.

Выглядел он чуть лучше, чем вчера, но все равно узнать в нем звезду было невозможно. Он еще не потерял мышечную массу и не выглядел доходягой, но худоба уже была отчетливой. Скулы, и без того выделяющиеся на лице, обострились, тонкие губы, чей капризный изгиб сводил с ума женщин всех возрастов, превратились в бледную полоску, а глаза стали черными и обжигающими, как у центов. Лишь каштаново-русые волосы, густые, золотящиеся на свету, красиво лежали — прическа еще держала форму.

Я разглядывала его всего миг, но и этого мне хватило, чтобы почувствовать себя нахальной фанаткой, да и глупое сердце, никак не желающее понять, что этот Найте — совсем не тот, каким я его себе когда-то представляла, билось неравнодушно быстро. О-Тайла же одним разглядыванием не ограничилась. Улыбнувшись, она сказала мужчине:

— Блага. Хорошая сегодня погода, правда?

Я напряглась, болезненно ожидая грубого ответа, но Найте лишь кивнул и вполне благожелательно произнес:

— Да, неплохая.

— Да бросьте, неплохая — не то слово. Хорошая погода, — настояла на своем девушка, и под ее искрящимся золотым взглядом Найте оттаял. Чуть улыбнувшись, он сказал ей:

— Ты очень красива.

— Знаю, — покраснев от удовольствия, ответила О-Тайла. — Родители в шоке, что я у них родилась такая.

— Берегите себя, девчонки, — сказал Найте, удостоив и меня взглядом, но не удостоив отдельным комплиментом. — Не отходите туда, куда не смотрит охрана. Мало ли.

— Моя подруга мастерски дает под зад, так что бояться нечего, — выдала апранка, и мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Раз так, приятной прогулки, — пожелал Найте и прошел мимо нас.

Отойдя, О-Тайла склонилась ко мне и зашептала:

— Ты видела, какая он прелесть? Видела?

— Видела, — произнесла я безо всякого восторга. — А вот ты помнишь, какой не-прелестью он бы вчера?

— Да ему просто плохо вчера было, вот и огрызнулся. А сегодня смотри, какой милашка. Не зря я за него болела! Ты, кстати, смотрела то шоу?

— Смотрела. Мне он показался заносчивым позером, — приврала я; хоть Найте и казался мне позером, я все равно считала его идеальным.

— Ну тебя, — нахмурилась О-Тайла, но только на секундочку; в следующее мгновение ее лицо снова осветилось. — Он совсем другим стал, ты заметила? Уже не мальчишка, а мужчина. Краса-а-а-авец…

— Глупости. Нос острый, губы кривые, скулы широченные, — перечислила я с каменным лицом, хотя именно эти черты делали Найте особенным, выделяли из плеяды однотипных звездных красавчиков.

— Какие мы, оказывается, придирчивые!

— Не надо им восхищаться. Раз он здесь, значит, нарушил закон.

— Ах да, — протянула О-Тайла. — Я и забыла уже, что ты у нас полицейская. Но ведь и ты закон нарушила, так что нечего задирать нос и морализаторствовать.

Желая перевести тему, я сказала:

— Ладно, не буду. Кстати, он прав, ты действительно очень красива. На тебя даже смотреть сложно — залипаешь, как на произведение искусства.

— Ах, сколько комплиментов, — вздохнула О-Тайла и грустно на меня посмотрела. — Был бы еще от них прок.

— Прок? Моя мать считает, что красавицы могут получить от жизни все. Достаточно взмаха ресниц или улыбки, и проблемы решаются.

— Так и есть. Но красота дает столько же преимуществ, сколько и недостатков. Поверь мне. Что-то никто из всех этих зверенышей, — девушка указала на арестантов, сидящих на лавках, — не спешит мной очаровываться. Ни один за меня не заступился, когда началась травля. Я для них объект для издевательств и приставаний, кукла, на которую приятно поглазеть и с которой так хочется поиграть. Будь я богатой и знаменитой, стала бы для них богиней, а так…

— Думаю, желания поиграть с тобой у них поубавилось, — протянула я, разминая руки.

— Защитница, — улыбнулась О-Тайла и ласково щелкнула меня по носу.

— Но-но, — сказала я. — Нечего щелкать меня по носу, ты всего на сорок лет старше. Была бы у нас хоть сотня лет разницы, я бы еще стерпела, а так — ни за что!

Апранка засмеялась, и снова щелкнула меня по носу. Я позволила ей эту шалость: надо же нам как-то развлекаться!

Приступив к работе после перерыва, я вернулась к мучительным раздумьям.

Сероглазый цент сказал, что у меня три дня, чтобы принять решение. Но вот уже первый день подходит к концу, а решения все нет, не говоря уже о плане. Я поглядывала то на О-Тайлу, то на Найте, коря себя за то, что сказала «Согласна» Доброжелателю. Ну, какой он доброжелатель? Он типичный недоброжелатель, который хочет свести счеты с Найте, и его обещания помощи на девяносто девять процентов лживы. Так почему же я так верю в один-единственный процент, дающий надежды на скорое освобождение? И почему он решил договориться именно со мной, а не с кем-то другим, почему не дал на лапу надзирателям или охране — они бы это дело провернули куда лучше, чем получится у меня?

Когда я задала тот вопрос сероглазому, он ответил загадочно, как эталонный центаврианин: «Вы сможете, я знаю».

— Не смогу и не буду, — решила я, когда надзиратель рявкнул, что рабочий день окончен.

Весь следующий день я пребывала в твердой уверенности, что решила верно. Я не создана для интриг и прочих подобных вещей, я твердолобая и наивная, и, как вздыхает мать, «негибкая». Один из преподавателей в Школе полиции однажды сказал: «Вы исполнитель, а не решатель, руки, а не голова, так что не выеживайтесь, Скайлер!»

«Не выеживайся», — напоминала я себе целый день и ругала себя за то, что стала разговаривать с тем сероглазым. Моральные метания истощили меня и ослабили бдительность, так что вечером, перед самым отбоем, я совершила оплошность и вышла в коридор, где стояли кулеры с водой.