— Спасибо,Ряха, — фыркнула я. — Но чудится мне, что не тараканы станут причиноймоего обогащения, если таковое и случится.

— Ну, смотри,дело хозяйское, — посадил наевшихся скакунов обратно по стойламРяха. — Вот так некоторые мимо собственного счастья и проходят.

— А чтоделать? — отпустив хвост, развела я руками с видом самого глубокогосожаления. — Ладно, пошла я. Окна мыть надо. Хорошо у тебя, да толькотараканье сено воняет уж очень мерзко.

— Не мерзко,а вкусно, — поправил Ряха. — Стой, у меня же дело к вам, к вашемуОгрызку! — всполошился он.

— Что задело? — изумилась я.

— Мы тут вказарме тетрадь нашли, — стал обстоятельно объяснять Ряха. — С этими,ну, историями смешными. Так бы вечерком, перед сном, вслух почитать,повеселиться, — а боимся.

— Хорошо, яскажу Рассвету, он вам проверит. Расценки знаете?

— Да знаем,знаем, — пробурчал Ряха. — Грабеж среди бела дня, а не расценки…

— Ну и такдело рискованное! — убежденно сказала я, вспомнив свой ожог.

Второй корабльпришёл как раз перед Днем Весеннего Равноденствия. Он привёз письма из дома,товар для лавочки Профессора и прочее — а ушел, загруженный по фальшборт(фигурально выражаясь) солью.

Убедившись, чтогруз соли покинул пределы досягаемости служб Отстойника, Град начал приводить вдействие придуманную им схему обезвреживания начальника Службы Надзора заПорядком.

И вскоре во всехлавочках обсуждали неслыханную новость.

Из Отстойника впервый и единственный раз за всё время его существования попытались незаконновывести партию вёсел. Вёсла же входили в священный список товаров, запрещённыхк вывозу.

На хвостконтрабандистам села доблестная Служба Надзора за Порядком, героически выследившаязлодеев.

Начальник СлужбыНадзора лично сам возглавил людей, перехвативших судно с контрабандой.

В жестокой схваткена борту контрабандиста он получил сырым, корявым веслом по голове и упал заборт. Пока его спасали, начальник успел наглотаться воды, поэтому в городок былдоставлен практически в бессознательном состоянии и надолго вышел из строя.

Успех СлужбыНадзора был замечен и отмечен, захваченные вёсла торжественно сожгли. Горелиони плохо: свежесрубленное, непросушенное дерево не самое лучшее топливо.

Начальник получилмедаль и длительный отпуск для лечения, а дела в Службе принял его заместитель,исконный житель Огрызка, правильно разбирающийся в жизни.

И снова нагалитовых скважинах часть получаемой из выкачиваемого рассола соли тщательно упаковывалидля долгого путешествия в Ракушку, и это несмотря на строжайшую монополию.

* * *

А пока начальникСлужбы Надзора воевал на корабельной палубе, всё наше представительство сПрофессором во главе трудолюбиво мыло окна Огрызка.

Рассвет, сходившийв казарму гарнизона и отчитавший найденную тетрадь с интересными историями,значительно обогатил свой внутренний мир и теперь, возя тряпкой по стеклу, тихопересказывал прочитанные образцы солдатского юмора Граду и Льду. Периодическиони взрывались диким хохотом, невольно интригуя прохожих, случайно оказавшихсяу представительства.

А вотпересказывать эти истории при мне Рассвет отказался наотрез, видно, слишкомбыли солёные. Поэтому, чтобы окна всё-таки стали чистыми, мне пришлось мытьстекла внутри представительства, в то время как вся остальная братия приводилаих в порядок снаружи.

Постарались мы наславу, и Огрызок с блестящими чистыми глазками даже похорошел.

Можно быловстречать День Весеннего Равноденствия с чистой душой.

И все было быхорошо, но у Ряхи враги похитили его замечательных Молний.

Он их откормил ужедо такого состояния, что они только копытом еще не били, и не ржали, — атак были вылитые застоявшиеся жеребцы.

И накануне забега,на который Ряха возлагал столько надежд (и который я тоже рассчитывалапосмотреть), тараканы исчезли.

Я узнала это однойиз первых, потому что среди прочих писем со вторым кораблем в моей почте пришлои письмо от сестры для него.

Когда мырасправились с уборкой, я понесла письмо адресату, и застала Ряху, ломающего кулакомперегородки тараканьего сарая.

— Я этусволочь, — хрипел он, круша хрупкие доски, — из-под земли выкопаю. Иснова закопаю. Вот так. Догадываюсь я, чьих вонючих рук это дело…

Но страннымобразом письмо оказало на багрового от ярости Ряху такое же действие, какоказывает масло на бушующие волны. Ряха взял письмо и утих на время.

А я в полномнедоумении пошла в представительство.

Кому понадобилосьсвязываться с Ряхой? Ведь точно закопает, он же просто не умеет говорить пустыхслов…

* * *

В представительствеменя встретил сияющий Профессор.

— Душамоя, — объявил он радостно. — Ты идешь сегодня на бал.

— Чего?

— В честьпраздника власти устраивают светский прием и представители Ракушки должны бытьтам. Общим собранием представительства решено отправить меня, тебя и Града.

— Не пойду!

— Тогдапоставлю тебе за практику четыре, — перешел к угрозам Профессор.

— Этонечестно! — возмутилась я. — У меня даже надеть нечего.

— Как этонечего? — воздел руки к потолку Профессор. — Я рассказал о балегоспоже прокурорше, когда она покупала ваниль, и она любезно одолжила тебе своеплатье, в котором тридцать лет назад очаровала господина прокурора.

Я всегдаподозревала, что у прокурора Отстойника не все дома, а когда увидела платье,которым его очаровали, окончательно в этом убедилась.

— В этом?! Непойду!!! — завопила я. — Можете неуд ставить! Лучше утопиться сразу,чем ходить в таких оборках.

— Что тыволнуешься? — искренне удивился Профессор. — Такое красивое платье… Ясам выбрал. Госпожа прокурорша принесла несколько нарядов, она была девушкамодная.

На это и возразитьбыло нечего. Только что и вправду утопиться, всё одно жизнь чернее некуда: немытьё посуды, так уборка, не уборка, так мытьё посуды, тараканов у Ряхи спёрли,дракон молчит непробиваемо, платье в оборках и ужасных матерчатых розочкахнавязывают. Сильные убить хотят, Умные на скучный бал выпихивают.

— А мненельзя! — радостно сказала я, вспомнив про охоту. — А вдруг тамкто-то чужой? А может этот чужой там специально по мою душу…

— Там всесвои! — твердо сказал Профессор. — Чужих там нет. Там танцевать вечнонекому. Так что не спорь. Надо туда сходить, душенька, надо. Не упирайся, этотакая же работа, как отправка соли.