Но тут в коридоректо-то показался.

Когда я увидела,кто это идет, то изумилась до предела: ко мне приближался Янтарный.

— Ты чегоздесь? — спросил он вместо приветствия.

— Сижу, —буркнула я. — А ты чего здесь?

— Живу.

Янтарный привёл вдействие какой-то хитрый механизм, поднимающий решетку, и освободил мое платье.

Изменился зачетыре года он мало, но всё-таки стал какой-то другой.

— Гдеживешь? — спросила я, с облегчением вставая.

— Здесь, —коротко ответил Янтарный, поднимая с пола блюдо.

— А чего тебяв эту дыру занесло? — полюбопытствовала я, пытаясь определить размернанесенного мне ущерба. Хорошо еще, что прутья решетки были тупыми и простопридавили ткань, не прорвав ее.

— Меня незанесло. Я здесь родился, — по-прежнему коротко, и словно нехотя, отвечалЯнтарный.

— Так ты жеСильный? — удивилась я.

— У менябабушка из Смелых, — признался сквозь зубы Янтарный. — Их не всехуничтожили.

— Ага, —мрачно констатировала я. — Мало того, что Сильный, так ты еще и Наглый…

— Получается,что так, — пожал плечами Янтарный. — Пошли, я тебя выведу.

* * *

Когда Янтарныйменя вывел из замка, я нашла наш экипаж, и сказала кучеру, что Профессор велелотвести меня домой, а потом вернуться.

«Ну вот, нашисобираются…» — примерно такие мысли посещали меня на обратном пути впредставительство.

Я в Отстойнике,Ряха в Отстойнике, теперь вот, оказывается, и Янтарный здесь ошивается. Там,глядишь, Серый Ректор подтянется, Шестая, остальные девчонки из пансионата,охранники тоже, ну и тётя из Хвоста Коровы. Тогда Отстойник точно переполнитсяи лопнет. Красота!

Только Янтарныйвёл себя как-то странно. В Пряжке прохода не давал, а здесь даже не улыбнулся.Неужели такая толстая?

Беда заключалась втом, что, опять же в рамках строжайшей экономии, в Огрызке не было нормальногозеркала. Старое, в резной раме, от потолка до пола, разбили, когда активныеграждане штурмовали прежнее представительство, а новым большим зеркаломПрофессор не обзавёлся, денег ему жалко было «на такую ерунду».

А я из дома толькоручное взяла, кто ж знал, что тут такое беззеркалье. Поэтому осматривать себяможно было только по частям, а по частям всё смотрелось не очень плохо. Вписьме я попросила своих прислать мне из дома большое зеркало, в результатечего получила краткое наставление не дурить, потому что капитану «Золотого пса»больше делать нечего, как возить на край земли подобные глупости.

Поэтомуприходилось жить с мыслью, что меня слишком много и надо бы худеть.

Единственное, чтоудалось вытянуть из Янтарного, пока он вёл меня к выходу: после уничтоженияПряжки он не стал перебираться вместе с пансионатом в другое место, покрутилсянекоторое время в столице и вернулся домой. Не женился. Занятно.

С горы, где стоялзамок, было видно, что в городке пожар.

Горело что-то в районерынка.

Я попросила кучераподвести меня туда.

Полыхало славно,искры так и летели в тёмное небо. Горел сарай с Ряхиными тараканьими конюшнями.

СветлаяСестра-Хозяйка, да что там творится?!

Я выбралась изэкипажа и присоединилась к толпе зевак, радостно наблюдающих за пожаром. Моёбальное платье так потрясло народ, что около трети наблюдавших отвернулись отпожара и уставились на него.

— Самозагорелось или подожгли? — спросила я у ветхой бабушки, так одобрительновзиравшей на пламя, словно это она его пустила.

— Самозагорелось, скажешь, милая тоже! — с удовольствием откликнуласьстарушка. — Подожгли, конечно, да изнутри ещё — оно там, значит,разгорелось, а теперь, когда наружу вышло, туши не туши, всё одно дотлавыгорит.

Бабуля дернуламеня за руку:

— Пойдем, стой стороны глянем, — там ещё лучше видно, как горит!

Ну, лучше, таклучше. Я подобрала пышные юбки повыше, и мы зашли с другого бока.

Там, в числетушащих, метался Ряха, весь испачканный сажей и пеплом.

Я метнулась кнему.

— Хреноводело, хреново! — отмахнулся Ряха, правый кулак у него странно распух икостяшки пальцев были ободраны.

— Помочьчем? — спросила я.

Лицо Ряхиисказилось.

— А-а, чемтут уже поможешь! — рыкнул он. — Нашёл я ту скотину, что приказалаМолний спереть, поучил маленько уму-разуму, так кто-то поджог сделал. Всетараканы сгорели, теперь ими только Медбрат забег устраивать будет. Ты домойиди, нечего тебе тут по ночам шататься, да ещё в таком виде. У-у, праздничек!!!

Вложив в последнееслово всю накопившуюся горечь, Ряха снова пошёл к сараю.

С этой стороныбыло видно, что ловить в сарае, действительно, нечего: строение выгорелоизнутри, стены вот-вот должны были начать рушиться.

За моей спинойкто-то сказал кому-то:

— Заклинаниемподожгли.

У меня заболелиладони, вспомнившие ожог.

Утром мне попало иза сбегание с бала, и за пожар, словно это я его устроила.

— Ладно,ладно, — бурчала я в спину Профессора, нарезая на кухне капусту длясалата. — Чем вы недовольны? Семь танцев я отплясала честно, а на большемы не договаривались. У меня, может быть, желудок расстроился…

— Неподбирала бы орехи с грязного пола, — не расстроился бы! — заявилнепреклонно Профессор, растапливающий на плите сургуч в кастрюльке. — А срасстройством желудка люди по пожарам не шастают. Да ещё в нашей новой шторе! Аесли бы сажей запачкала?

Та-ак, а откуда онузнал про орехи?…

— А я нешастала. Я увидела пламя, и мне стало интересно.

— А мнеинтересно, долго ли ты протянешь, если будешь так безответственно относиться ксобственной безопасности!

Что-то сегодняПрофессор был суровым и сам на себя не похожим. Может быть потому, что Рассветуехал по делам и ему пришлось самому писать письма и запечатывать их.

— Так напожаре тоже чужих не было, как и на Горе. Одни свои. Потому что люди шепчутся,что подожгли сарай заклинанием, — возразила я.

— Дану? — забыл про все свои несправедливые претензии Профессор. —Заклинанием, говоришь? Так-так-так, пойду я, Льда позову. Не нравится мне этотпожар.

Лёд, был,оказывается, в курсе. Больше того, он знал ещё кое-какие новости, о которых мыне слышали.