– Ты что, какой нерест? Середина лета, а он про нерест толкует – тоже мне рыбак.

Пропустив мимо ушей поучительную тираду хозяина поместья, я внимательно вслушивался в слова, сказанные за тысячу верст отсюда, – собеседник вещал:

– Не можешь говорить, да?

– Тут мне подсказывают, что рыба-то есть, но вот на икорку надежды никакой, – отозвался я.

Мой бывший шеф все быстрее и быстрее начинал соображать.

– Ясно, у тебя серьезные проблемы, а над душой кто-то стоит. Какого рода неприятности? – спросила трубка.

Я неловко переминался с ноги на ногу, подбирая нужные слова, наконец ответил:

– Если мне не изменяет память, то в свое время Сент-Экзюпери, кажется, сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». И вообще мы ведь одной группы крови… Правда?

В московской квартире произошла небольшая заминка – мой собеседник то ли закурил, то ли просто задумался, озадаченный последней фразой.

Пауза длилась долго – где-то около минуты, и я уже грешным делом подумал, не заснул ли часом собеседник, но мои сомнения тут же развеялись, когда раздался рокочущий басок:

– Понял, ты имеешь в виду братьев наших меньших, то есть ментов. Я правильно понимаю?

– Вот-вот, и я об этом. Так когда ждать? – Меня так и подмывало выложить все начистоту, но не зря говорят, что простота хуже воровства, поэтому надо было валять ваньку до конца. – Запиши на всякий случай телефончик.

Ремизов промычал что-то типа «давай» и громко откашлялся мне в самое ухо.

Я же продиктовал номер и на всякий случай сообщил адрес кораблевской дачи.

На прощание полковник сказал:

– Будь здоров, не кашляй. Завтра вылетаем, жди…

Я не успел даже попрощаться, а в динамике послышались короткие гудки отбоя.

Положив трубку на рычаг, я обернулся к Анатолию Ивановичу и ужаснулся тому, как он на меня смотрел.

– Да вы не волнуйтесь, все образуется. – Я похлопал бизнесмена по плечу, как будто он нуждался в моем утешении.

В который раз неопределенно пожав плечами, Кораблев развернулся и зашагал к выходу, оставив меня один на один со спящей беспробудным сном совестью, детскими комплексами и непомерными амбициями.

И тут я ощутил, как ко мне подбирается огромная усталость – сказались нервное напряжение и отсутствие здорового сна. Но отдохнуть я мог только в одном месте – на собственной кровати, а она, к сожалению, была уже занята.

И не то чтобы я не мог спать рядом с женщиной, но когда она до такой степени холодна – это увольте, не моя стихия.

Развалившись в глубоком кресле и взгромоздив ноги на письменный стол, я прикрыл отяжелевшие веки. Сладкая дремота овладела моим сознанием, заволакивая все серой дымкой сонного забытья…

Разбудила меня Инна. Поставив посуду на стол, она произнесла:

– Давай перекусим. Не знаю, как ты, а я жутко голодна.

Не дожидаясь особого приглашения, я смело взял с тарелки сдобную булку с еще теплой, хрустящей корочкой, начиненную несколькими кружочками сырокопченой колбасы. Инна пила кофе со степенностью сенаторши.

– Между прочим, пока ты спал, к отцу приезжал какой-то милиционер в штатском, а с ним человек пять в форме, – в паузе между глотками горячего напитка сказала дочь хозяина, – они зачем-то ходили в твой домик.

Набитый рот помешал мне что-либо сказать, и я просто махнул рукой, давая понять, что мне это совершенно безразлично.

А девушка продолжила:

– Мне устроили что-то вроде допроса. Я им рассказала про Андрея, про то, как ты закрыл в подвале косоглазого урода, и еще примерно обрисовала, где находится тот дом в Пионерском. – Инна выдержала короткую, но выразительную паузу и закончила: – Они уехали, а минут десять назад позвонили и сказали, что лысого ты застрелил. Странно, правда? Я ведь хорошо помню, что, когда ты дрался с ним в подвале, никаких выстрелов не было.

Я чуть не подавился колбасой, услышав пространные рассуждения собеседницы. Действительно, я не стрелял в Шрама, но кто-то его все же кончил. Кто и главное – зачем? Или же это просто упразднение ненужных свидетелей, или способ подвести меня под мокрую статью – а скорее всего и то и другое.

Не сказав ни слова Инне, я выскочил из кабинета как ошпаренный и бросился искать Кораблева.

С хозяином особняка мы почти столкнулись на площадке второго этажа. Я едва не сбил его с ног, когда он собирался спуститься по лестнице.

– Анатолий Иванович, мне срочно нужна машина, – выпалил я одним духом.

По-видимому, он считал меня окончательно свихнувшимся идиотом, так как, не задавая вопросов, протянул мне ключи от собственной «Тойоты» и с безразличным видом отправился по своим делам.

Спустившись в подземный гараж, я уселся за баранку и включил двигатель. Спустя несколько минут японская тачка стремительно неслась по Южнобережному шоссе, забираясь все выше и выше в горы по крутому серпантину.

Яркое полуденное солнце рассеивало искрометные блики от полированной поверхности капота и нещадно слепило глаза.

Наконец я достиг нужного пункта. Нога с силой вдавила педаль тормоза до отказа, и автомобиль, резко подавшись вперед, замер у невысокой ограды горной избушки, в которой я уже был.

Но на этот раз все было иначе, чем в первый раз: от ворот отделилась плотная фигура молодого человека с тупым выражением на скуластом лице и внушительными колотушками там, где у нормального человека просто кулаки.

Приблизившись ко мне, бычок пожевал квадратной челюстью и недружелюбно спросил:

– Кого надо?

Изобразив из себя умственно отсталого детеныша орангутанга, я заискивающе произнес:

– Говорят, что здесь можно неплохо попариться и найти приличных девах, я заплачу.

Яркий представитель рода приматов сморщил плоский лоб.

– Пшел на хер! – отреагировал он.

Я почти не обиделся – как можно обижаться на камень, о который ты споткнешься, или на дерево, чьи ветви полоснут тебя по лицу во время шквального ветра, – а просто ответил:

– Извините, пожалуйста.

Детинушка, посчитав разговор оконченным, лениво, как маленький каботажный теплоходик, развернулся и зашагал прочь.

Но свою ошибку он понял, увы, слишком поздно; в высоком прыжке я дотянулся кожаной подошвой тяжелого ботинка до его набыченной шеи: скуластый даже не успел понять, что происходит. Подобно сбитому щелчком игрушечному солдатику, он рухнул ничком и пропахал пыльную дорожку орлиным профилем, едва ли не до самых ворот.

Насколько я разбираюсь в медицине, у человека всего пять литров крови, но мне показалось, что из разбитого носа бычка хлынул настоящий каскад темно-бурой жидкости, прибившей знойную пыль в радиусе добрых полутора метров.