– Составьте нам компанию, если несложно.

Чиновник магистрата проживал в опрятном трехэтажном доме с необычными очертаниями. Здание было окрашено в грязно-розовый цвет, оконные рамы обведены белой краской. Карнизы крыши, выложенной черепицей, нависали над окнами третьего этажа, закрывая жильцам солнце.

Эггер обитал на последнем этаже и открывать не собирался. Стучали настойчиво. На площадке находилась еще одна квартира, за ней шуршали домашние тапки, доносилось старческое кряхтение. В квартире чиновника стояла глухая тишина. Офицеры отступили на лестницу. Зинченко плечом отодвинул Микаэлу. Девушка прижалась к стене.

– Господин Эггер, открывайте! – Гордин колотил в дверь кулаком. – Если не откроете, у вас могут быть крупные неприятности! Микаэла, для господина Эггера это норма?

– Нет, он никогда себе такого не позволял, – прошептала девушка, – господин Эггер весьма пунктуальный и ответственный человек.

– Ну что ж, придется выбивать дверь пунктуальному человеку…

– А вы точно имеете на это право? – растерялась девушка.

Рассмеялся Зинченко, не понимающий немецкого языка. Но это, видимо, понял.

– Смешную ты завел себе помощницу, командир…

Все чаще майор ловил на себе насмешливые взгляды – мол, понравилась, что ли? А это нормально для ответственного сотрудника серьезной специальной службы? Бесполезно объяснять этим олухам: амуры тут ни при чем, дело в другом – просто нужен человек для связи с местным обществом, в котором советские люди пока не ориентируются. Микаэла нужна для дела, и такая позиция уже приносит плоды! Почему же он все время так смущается?

– Есть вопросы, товарищ капитан? – Гордин резко повернулся к Зинченко.

– Что вы, товарищ майор, – смутился капитан. – Мы горячо поддерживаем все ваши инициативы… Пусть уж лучше молодая баба, чем какой-нибудь мужик, вроде Курца…

Посмеивался и Романчук – этот лучше других ориентировался в подобных вещах.

Господин Эггер по-прежнему не открывал. Чиновник что-то знал, вчера он нервничал, и это бросалось в глаза. В тайных заговорах он, конечно, не участвовал, но по ряду причин мог быть замешан. Булычев кивнул, перехватив значительный взгляд, отжал дверь плечом. Хрустнул замок, вывалился из крепежа. Несколько секунд пришлось выждать, потом ногой распахнули дверь, бросились внутрь с автоматами наперевес.

Чиновник магистрата жил скромно, но любил чистоту и порядок. Квартира состояла из трех небольших комнат – опрятных, уютно обставленных, с ковровым покрытием на полу. Хватило полминуты, чтобы обследовать квартиру. В жилище имелась просторная кухня с окном, выходящим на задний двор. На кухне был идеальный порядок, все расставлено и разложено по своим местам. Исключение составлял только человек, висящий в петле. Господин Эггер имел уважительную причину не открывать дверь.

Ахнула Микаэла, схватилась за сердце и попятилась. Андрей взял ее за плечи, но женщина вырвалась и, спотыкаясь, выбежала в коридор. Свечников укоризненно покачал головой: мол, напрасно взяли с собой эту барышню, слаба она нервами.

Зрелище было малоприятным, непонятно, почему чиновник решил покончить с собой именно на кухне. Веревка была переброшена через потолочную балку. Под ногами висельника валялся перевернутый стул. Чиновник был одет в домашнюю полосатую пижаму, смутно напоминавшую облачение узников концлагерей. Глаза были приоткрыты, лицо перекошено, посинело от напряжения. Левая рука как-то неестественно выгибалась, правая висела плетью. Чиновник был бос – тапки слетели с ног, пока он бился в судорогах, разлетелись по кухне.

– Бедный господин Эггер, Господи Иисусе, как же его жалко… – пролепетала с порога Микаэла. Она размазывала слезы по щекам, тряслась от страха, но все же вошла.

– Подождите в другой комнате, если вас не затруднит, – попросил ее Андрей. – Вам незачем здесь находиться, зрелище не самое живописное.

Микаэла, вздыхая, удалилась. Оперативники озадаченно разглядывали труп. Подкинул господин Эггер задачку.

– Будем снимать или пусть висит? – деловито осведомился Романчук.

Кожа мертвеца была сухая, прохладная, с момента смерти прошло несколько часов.

– Думаете, он покончил с собой? – спросил Свечников. – Значит, что-то было на душе, страх оказался сильнее смерти.

– Мог бы и с нами посоветоваться, – пожал плечами Булычев. – Мы, конечно, не конвойная рота, но можем защитить человека.

– Почему-то мне кажется, что он не сам это сделал, – проговорил Гордин. Майор оглядел обстановку, еще раз смерил критическим взглядом покойника, подошел к окну, осмотрел запор на раме, распахнул ее, выглянул наружу. Внутренний двор был безлюден, за дорожкой, тянущейся вдоль стены, простирался глухой кустарник.

– Что скажете, сыщики? – Андрей закончил осмотр и хмуро посмотрел на подчиненных. – Есть мысли?

– Ну, повесился, – пожал плечами Булычев, – с кем не бывает? Думаете, помогли, товарищ майор?

– Почти уверен. Смерть наступила ночью, часов пять-шесть назад. Кровать в спальне разобрана, смята, значит, он уже спал. Эггер в пижаме – это тоже подтверждает вышесказанное. Проснулся среди ночи и решил покончить с собой? Сон плохой увидел? Пошел на кухню, перебросил через балку веревку, смастерил петлю и залез в нее? Так выглядит. Но рука вывернута, на запястье синяк – думаю, господин Эггер сопротивлялся. Изо рта торчат какие-то нитки, видите? Заткнули рот кляпом, чтобы не нервировал своими криками соседей. А когда повесили, кляп вынули. Можем поискать, уверен, что найдем. Я не эксперт, но думаю, люди не кончают с собой в пижамах. Событие ответственное, другие увидят, что подумают? Предсмертной записки нигде не видно. Шпингалет на оконной раме вывернут, отсутствует нижний шуруп. В метре от окна пожарная лестница. Двор глухой – днем-то никого нет, а ночью и подавно. Полагаю, господин Эггер подал кому-то сигнал, что становится опасно. Он мог иметь сведения, где находится нужный нам эвакуированный объект. Судьбу решили не искушать. Злоумышленников было как минимум двое. Забрались по пожарной лестнице, проникли в квартиру, вытряхнули господина Эггера из постели, заткнули рот. Дальше – дело техники. Естественно, он возражал, заработал синяк. Примерно так все и было – плюс-минус погрешность. Закончили дело и ушли, захлопнув дверь. А может, тем же способом – через окно. Значения не имеет. Натоптали, не без этого, но следы искать бесполезно – мы сами уже потоптались…

– Соседей будем опрашивать? – спросил Романчук.

– Можно, – пожал плечами Гордин, – но что это даст? Пусть кто-то и запомнил приметы, что практически невозможно, что это даст? Эти люди не живут в городе, они отсиживаются в укромных норах.

И все же он любил доводить любое дело до конца. Квартиру чиновника обыскали – ничего ценного не нашли. Знать бы еще, что искать! Микаэла пришла в себя, помогла опросить соседей. Двери открывались неохотно, люди дрожали от страха, долго не могли взять в толк, что хотят эти люди в военной форме. А когда понимали, энергично мотали головами: ничего не видели и не слышали. Возможно, и так, злоумышленники не шумели.