Мю громко рассмеялась и застучала ложками по столу.

— Хорошо, что ты заговорила, — сказала она. — Если тебе, конечно, есть что сообщить. Ты какую-нибудь игру весёлую знаешь?

— Нет, — пропищала Нинни. — Но я слышала, что некоторые играют в игры.

Муми-тролль был в восторге. Он решил научить Нинни всем известным ему играм.

После кофе они втроём пошли к реке и начали играть. Но Нинни оказалась безнадёжна. Она кланялась, делала книксен, серьёзно говорила «конечно-конечно», и «как приятно», и «разумеется», но было ясно, что она играет из вежливости, а не ради веселья.

— Ну беги же! — кричала малышка Мю. — Ты что, даже прыгать не умеешь?

Тонкие ножки Нинни послушно бежали и подпрыгивали. Потом она останавливалась и стояла как вкопанная, свесив руки. Пустой воротник над бубенчиком выглядел беспомощно.

— Ждёшь, что тебя похвалят, да? — крикнула Мю. — Курица! Хочешь, чтобы я тебя побила, да?

— Нет, пожалуйста, — обречённо пропищала Нинни.

— Она не умеет играть, — опечалился Муми-тролль.

— Она не умеет злиться, — сказала малышка Мю. — Вот что с ней не так. Слушай, — продолжила Мю, вплотную подойдя к Нинни и грозно посмотрев на неё, — у тебя никогда не будет собственного лица, пока ты не научишься драться. Уж поверь мне.

— Да, конечно, — согласилась Нинни и осторожно попятилась.

Но лучше не стало.

В конце концов они отчаялись научить Нинни играть. Смешные истории она тоже не понимала. Она никогда не смеялась в нужном месте. Она вообще никогда не смеялась. А это действовало на рассказчика удручающе. Так что её просто оставили в покое.

Шли дни, а Нинни всё так же ходила без лица. Они привыкли, что её пурпурно-красное платье неотступно следует за Муми-мамой. Стоило маме остановиться, и серебряный колокольчик умолкал, а стоило ей пойти дальше — звенел снова. Над платьем в воздухе подрагивал большой пурпурно-красный бант. Выглядело всё это немного странно.

Мама продолжала отпаивать Нинни бабушкиным снадобьем, но ничего не менялось. Поэтому она бросила свою затею, решив, что многие прекрасно обходятся без головы, а Нинни, возможно, вовсе не блещет красотой.

Таким образом, каждый мог додумать себе её внешность, а это иногда очень даже укрепляет отношения.

Однажды семейство отправилось через лес к песочному пляжу, чтобы на зиму вытащить лодку. Нинни, как всегда, позвякивала за ними, но, когда они вышли к морю, внезапно остановилась. Потом легла животом прямо на песок и заскулила.

— Что это с Нинни? Она чего-то боится? — спросил папа.

— Может, никогда раньше не видела моря? — предположила мама.

Она склонилась к Нинни и стала с ней шептаться. Затем поднялась и сказала:

— Да, это первый раз. Ей кажется, что море слишком большое.

— В жизни не встречала таких дурёх… — начала малышка Мю, но мама строго посмотрела на неё и сказала:

— Кто так обзывается, тот сам так называется. Всё, вытаскиваем лодку.

Они вышли на мостки, ведущие к купальне, где жила Туу-тикки, и постучали.

— Привет, — сказала Туу-тикки. — Как там поживает наша невидимая девочка?

— Только мордочки не хватает, — ответил папа. — Сейчас она немного не в себе, но, думаю, это пройдёт. Не поможешь с лодкой?

— Конечно, — сказала Туу-тикки.

Когда лодку вытащили и перевернули вверх килем, Нинни осторожно подошла к кромке воды и замерла, стоя на мокром песке. Её никто не трогал.

Мама села на мостках и стала смотреть на воду.

— Фу, наверняка леденющая, — проговорила она.

И, зевнув, добавила, что давненько у них не случалось ничего интересного.

Папа подмигнул Муми-троллю, скорчил зверскую гримасу и стал медленно подкрадываться к маме со спины.

Конечно, он не думал бросать её в воду, как частенько делал, когда они были молоды. Да и пугать, вероятно, тоже — он просто хотел немного посмешить детей.

Но не успел он приблизиться, как раздался крик, на мостках мелькнула красная молния, папа взвыл и уронил шляпу в воду. Нинни вонзила в папин хвост свои маленькие невидимые зубки, а они были ох какие острые!

— Браво, браво! — завопила Мю. — Даже я бы до этого не додумалась!

Нинни стояла на мостках — из-под рыжей чёлки выглядывала сердитая курносая мордочка — и шипела на папу, как кошка.

— Не смей бросать её в это большое ужасное море! — крикнула она.

— Её видно, её видно! — воскликнул Муми-тролль. — Какая симпатичная!

— Ничего особенного, — сказал Муми-папа, осматривая укушенный хвост. — С головой или без — но такого глупого, дурного и невоспитанного ребёнка я в жизни не встречал.

Папа лёг, пытаясь выловить шляпу тростью. И вдруг ни с того ни с сего соскользнул с мостков и полетел головой вниз.

Он сразу вынырнул и встал на дно. Над водой торчала его морда, в уши набился ил.

— Ого! — закричала Нинни. — Как смешно! Вот умора!

И засмеялась так, что затряслись мостки.

— Похоже, она никогда раньше не смеялась, — озадаченно проговорила Туу-тикки. — С вами она стала хуже малышки Мю. Но главное, что её теперь видно.

— А всё благодаря бабушке, — сказала мама.

Это было в те далёкие времена, когда папа Муми-тролля ушёл из дому, никому ничего не объяснив. Он и сам не понимал, почему ему надо было уйти.

Муми-мама потом говорила, что он давно уже вёл себя странно, хотя, вероятно, ничего особенно странного в его поведении не было. Такое часто придумывают потом себе в утешение, пытаясь объяснить то, что случилось.