Я бы с удовольствием уронил его на пол, несмотря на возраст, как-то радио с его голосом.

– Утром, я как обычно, пришел в студию. И обнаружил что замок сломан, все оборудование исчезло. Из соседнего офиса вызвали полицию. Вот собственно и вся история…

– У вас есть враги мистер Маллоун?

– В моей профессии есть скорее конкуренты и завистники, нежели враги.

– Кто, по-вашему, мог сделать это?

– Кто угодно. Но хочется думать, что другие радиостанции, не опустятся до такого. Мы ведь все же интеллигентные люди, а не продавцы в ларьках с хот-догами.

– Даже не знаю, кто хуже… Во сколько вы пришли в офис мистер Маллоун?

– К девяти. Как обычно.

– Во сколько вы ушли вчера?

– В восемь.

– Что вы делали все это время?

– Заехал в магазин. Затем домой, где пробыл до самого утра.

– Кто это может подтвердить?

– Я живу один. Единственный минус одиночества – некому подтвердить алиби. Согласитесь, вы ведь тоже один живете, агент Маккинли.

– А вы много знаете обо мне, я смотрю.

– Это моя работа – знать все про всех.

– Что же вы не знаете, кто вломился к вам в студию?

– А это уже ваша работа. Я не могу обвинять кого-то, полагаясь лишь на свою неприязнь.

– Тем не менее, вы выдвигаете в своих новостях очень серьезные обвинения, даете прозвища преступникам. Думаете, они им нравятся? Не боитесь, если это кто-то из них? Послал вам предупреждение, чтобы не болтали лишнего.

– Повторюсь. Болтать – моя работа. А преступники – ваша. Так защитите меня.

– Сделаем все возможное, а теперь дайте нашим экспертам поработать.

Лиам мне не нравился. Такого чувства уверенности у меня давно не было. И я не боялся, что на этот раз оно меня подведет. Нет, я не обвинял его в наглости, раздутом самомнении и хамстве. Я обвинял его в проецировании агрессии. Он сам сломал свою технику.

На камерах мы не заметили никого подозрительного. Охрана в один голос утверждала, что без пропуска, тут не проскочит даже таракан, но эти растолстевшие, вечно сонные мужчины за пятьдесят с хроническими заболеваниями и полным безразличием к происходящему, последние кому бы я стал доверять. Ожидая отчетов, я пересматривал записи камер. Вот соседка по офису Лиама. Она распространяет косметику. Она бы точно не стала выбрасывать его технику. Для нее любая деятельность – угроза новенькому маникюру.

Вот нотариус из офиса, напротив. Он слишком брезглив, к таким как Лиам.

Работник печати и ксерокопий. Взъерошенный и счастливый, в футболке с принтом из Звездных войн. Он, наверное, даже не знает о существовании Маллоуна, радио, других людей. На его лице написано, что он живет в своем мире, где нет проецирования агрессии, нет психов расчленяющих людей. В реальном мире он не видел зла. Все трудности, для него лишь квест. Он не нервничает из-за них. Он слишком счастлив, чтобы что-то ломать.

Вот дама из страхования. Она на бездушную технику не разменивается. Сердца мужчин и гордость соперниц – это она будет разбивать с удовольствием.

– Отпечатков нет, но зато эксперты нашли другой след. Тот, кто выбросил из окна оборудование Маллоуна оставил в студии карту звездного неба. На ней следы крови, преподавателя государственного университета Эверетта. Того самого которого убийца надел на телескоп. Громкое дело было.

– Астронавт. – сказал я.

– Звездочет. – поправил меня Пол.

– Дело передается в другой отдел.

– Отлично. – обрадовался Пол. – Не все же нам работать.

– Но вас могут вызывать на консультации, если это понадобится.

Пол расстроился. Работать все же придется.

– Если бы меня называли звездочетом, я бы тоже разозлилась. Стремное прозвище для убийцы. – рассуждала Пенни, пока я ужинал. – Я бы хотела что-нибудь грозное. Что бы вселяло страх. Вот Мясник из Грин Лейк звучит круто. А звездочет – это отстой. Тут Маллоун не постарался.

– О мяснике кстати давно не слышно. – я отправил себе в рот очередной кусочек стейка.

– Оно и к лучшему.

– Не сочти меня сумасшедшим. Но я помогаю агенту Скотт из особо тяжких с делом мясника. Я словно вернулся туда. На свое место. А сейчас он ушел в подполье, и нет никакой новой информации…

– Ну так договаривай. Ты хочешь, чтобы мясник снова проявил себя, а ты в ответ мог проявить себя? – уверенно спросила Пенни.

– Да. Это ужасно?

– Это честно. Честность не может быть ужасной.

– Я желаю смерти. Даже не конкретному человеку. Я желаю смерти как причины. Это чудовищно.

– Ты еще чудовищ не видел. – усмехнулась Пенни. – Ты хочешь бороться с преступностью. Это благородное побуждение. Значит и путь к нему благороден.

– В этой ситуации не уверен.

– Если дорога в ад вымощена благими намерениями, то значит в рай все с точностью наоборот.

– Если после того, что ты услышала, ты захочешь позвонить в полицию, я не обижусь. Я и сам себя боюсь.

– Ты себя накручиваешь.

– Это непроизвольная агрессия. То с чем я борюсь. Я ненавижу Маллоуна, за его сводки, хотя могу их просто не включать. Я ненавижу Уилсона, за то, что он занял мое место, но он не виноват. Не виноват, что зять директора, не виноват, что я не смог удержать свое место.

– Нет. Это не то. Мысль без действия, все равно что просто так лучок обжарить. Поехали к тебе. Выпьем.

– И как ты меня не боишься?

– Слышал анекдот про повара? Не зли его, только он знает, что в твоей тарелке.

– Надеюсь, ты не плюешь мне в еду?

– Я знаю более интересные способы обмена слюнями. – Пенни засмеялась и ее смех успокаивал. Если она меня не боится, то и мне не стоит.

Глава 10

С Пенни я действительно спал лучше. Какие бы кошмары я не прокручивал перед сном в голове, они оставались там наяву. Мне снилось странное время. Я не мог понять прошлое это или будущее. Но я был в особо тяжких. Не было Скотт, но не было и Лисовски.

Я проснулся в странном настроении. Не мог понять хорошее оно или плохое. На часах половина второго. Прочитав сообщение, которое меня разбудило, я к своему ужасу понял – это настроение было хорошим. Меня вызывали на пляж Грин Лейк. Половина Пенни была пустой и прохладной. Неужели я так напился, что не услышал, как она ушла.

В голове роились и врезались друг в друга тысяча мыслей. Я второпях натянул брюки и пошел умыться. Пенни была в ванной. Она тщательно вытирала руки, как это обычно делают хирурги перед операцией.

– Давно встала?

– Нет. Больше