для Богданы в одном сплошном стрессе.

Сначала умерла бабушка. Внезапно – она даже не успела с ней попрощаться. Прилетела только на похороны. Ностальгии по России не испытала. Сложно радоваться встрече с родной страной, когда прямо из аэропорта едешь в морг, а потом ругаешься в похоронной конторе из-за несуразно высоких цен на гробы, венок и место на кладбище. Да, в Кувшинино теперь сверкали яркими вывесками магазинчики, спортивные клубы и бары, но все казалось сделанным наспех, аляповато, напоказ. Их улица обросла десятком богатых особняков, зато прочие дома совсем обветшали. Бывшие подружки кто уехал, кто погряз замужем. На Богдану, по-европейски расслабленную, несмотря на скорбный повод, поглядывали завистливо. Останься подольше – смогла бы, может, привыкнуть или растопить лед. Но торопилась вернуться: мало ли что итальянские родственники учудят.

Она заколотила окна, заперла домик, нашла человека, чтобы за бабушкиной могилкой присматривал, и отбыла на новую родину.

Здесь ничего не изменилось.

Сильва продолжала жить на два дома, и Богдане казалось: Марио с Пириной целенаправленно превращают милую, разумную девочку в дьяволенка. Та всегда возвращалась из Менаджио в образе капризной принцессы. Начинала требовать завтрак в постель, лимузин к подъезду, бесконечный шоколад, мобильный телефон, джинсы «Армани». За несколько дней, уговорами, убеждениями и угрозами, Богдана приводила дочь в чувство. Сильва становилась прежней. Помогала по дому, с удовольствием читала книжки. Но наступали выходные, а после них – очередной ад.

Игнацио в процесс воспитания никак не вмешивался и вообще дома почти не бывал – то на работе, то у бабы. Если заявлялся в их квартиру, то дрых или ныл: работа собачья, спина болит, платят мало.

Богдана не обращала внимания на его скулеж. Зато Марио с Пириной оказались более благодарными слушателями.

И когда Игнацио однажды открыл шкаф, вывалил свою одежду на пол, отобрал рабочие комбинезоны и начал от души их топтать, жена решила: супруг сбрендил с ума.

Но тот гнусно улыбнулся, объявил:

– Баста. Не шофер я больше.

И гордо поведал: транспортная компания, на которую отпахал девять лет, теперь принадлежит ему. Папа с мамой подарили.

– А что ты с ней делать будешь? – выдохнула в изумлении Богдана.

Муж улыбнулся самодовольно:

– Как что? Управлять. Чем я хуже Энцо Феррари? Тот, как и я, с нуля начинал.

– Но управлять надо уметь!

Он отмахнулся:

– Подучусь. Да и помогут. – И добавил важно: – Только имидж надо сменить.

Игнацио сходил в парикмахерскую, состриг патлы. Приобрел кожаный портфель, костюмы, несколько пар лакированных ботинок.

Богдана надеялась: внезапно разбогатевший муж щедро воздаст ей за все годы, когда поддерживала, терпела лишения и не жаловалась.

Но оказалось: в новом бытии для нее места нет.

Она сама за десять сложных лет ни разу не побывала у косметолога, стриглась раз в год, располнела. Муж теперь поглядывал снисходительно. Раньше из одного теста были слеплены, а нынче укорял:

– Хоть бы ногти в порядок привела. Не стыдно?

Но денег продолжал давать самый минимум. О том, чтоб, наконец, квартирку их убогую сменить, даже не заикался. С любовницей жил открыто.

Сильва на отца внимания обычно не обращала, но тревогу забила первой.

Когда сидели вдвоем за ужином, сказала серьезно:

– Папа скоро уйдет от тебя.

Богдана отмахнулась:

– Да и пусть уходит.

Девочка повесила голову:

– А если он меня заберет?

Мама крепко обняла дочь:

– Я тебя не отдам!

– Бабушка с дедушкой говорят, ты много пьешь. Тебя родительских прав лишить могут.

Перед Богданой – как всегда по вечерам – стоял бокал с кьянти. Давно и незаметно привыкла – один, второй, третий, иногда и целую бутылочку приговаривала.

Матери казалось: дочка маленькая, ничего не замечает. Но раз пошел разговор, надо объясниться. Честно – как принято в Европе.

Она вздохнула:

– Сильва, я тебе объясню, в чем причина. У меня в жизни – кроме тебя – больше никаких радостей. Работа тяжелая. Денег вечно не хватает. Из друзей – только Грася. Страна чужая. С папой твоим у нас… м-мм…

– Понимаю, – серьезно кивнула юная итальянка. – Мне он тоже совсем не нравится. Как мужчина.

– Мне все время грустно, – продолжала Богдана. – А от вина становится хоть чуть-чуть веселее.

– От печали есть специальные таблетки, – продемонстрировала эрудицию дочь.

– Есть, – кивнула Богдана. – Но их должен выписывать врач. И мне кажется, что вино безопаснее.

– Но у тебя становится противное, красное лицо, – вздохнула Сильва. – И по ночам ты храпишь, я даже через стенку слышу.

– Хорошо, моя милая, – смиренно склонила голову Богдана. – Если тебе не нравится, я буду себя контролировать. Только один бокал в день. Просто чтобы запить еду. Это тебя устроит?

И с тех пор – по крайней мере, при дочери – пила по глоточку.

Игнацио все больше от них отдалялся. Теперь, похоже, не просто к любовнице наведывался, а левую квартиру снял. Богдана иногда (довольно вяло) думала: «Надо мне тоже любовника найти. Для здоровья». О принце речи уже не шло.

Но наломаешься в чужом доме, вечером до кресла любимого доползешь, винца выпьешь – и не нужен никакой любовник. Лишь бы не трогали.

* * *

Наступил 2005 год. Сильва с нетерпением ждала октября – когда у нее будет первый в жизни юбилей, десять лет.

У Богданы тоже подбиралась круглая дата. Праздновать, впрочем, не собиралась – настроения вообще никакого.

Однако Сильва настаивала:

– Мама, юбилей – это очень важно! Целых тридцать лет! Бабушка даже на некруглую дату устраивала банкет на яхте!

– Ну, яхту мы себе позволить не можем.

– Тогда давай сходим в кино! – воскликнула дочка. – Как раз новый фильм вышел. «Гарри Поттер и Кубок огня». – И вкрадчиво добавила: – А если станет скучно, возьмешь себе пива. И чипсов.

Богдана теперь при дочери почти не пила. Но в те дни, когда Сильва была в Менаджио, а Игнацио где-то шлялся, отрывалась по полной программе. Пару раз даже за столом засыпала – ну, и ничего страшного, все равно никто не видит.

Ладно, раз Сильва хочет – пусть будет юбилей. Вместе с дочкой составили программу. С утра, вдвоем, пойдут в парикмахерскую. Дальше легкий ланч. Потом кино. А вечером – в ресторан.

– Может, бабушку с дедушкой пригласим? – простодушно предложила дочка.

– Ой, Сильва, можно не надо! – взмолилась Богдана.

– И почему ты их не любишь? – вздохнула та.

– Ну, они ведь не водят меня на Монте Наполеоне[25], как тебя, – подмигнула мама.

– На день рождения, наверное, сводили бы, – серьезно произнесла Сильва.

– Нет, нет. Давай лучше вдвоем. Как подружки. И никому про наш секретный план не рассказывай.

Дочка с восторгом пообещала. Но –