далеко, там и поговорим обо всем спокойно.

И водителю нашему махнул рукой:

— Езжай, давай! Что делать, ты знаешь.

Машина тут же стартанула с места так, что шины задних колес взвизгнули и выдали веер мелких камней.

А вот парней, тех, что по идеи должны были нас охранять, как оказалось, и след простыл — их видно нигде не было: ни рядом с нами, ни в кустах на противоположной стороне дорожного полотна, куда, собственно, меня и тянул дед. Интересно. Вот только что вроде были рядом, какие-то сумки из багажника вместе с барахлом для меня доставали, и вот — пока, значит, я переодевался и препирался с дедом, они прям рассосались в ночи!

— Ладно, — согласился я, провожая взглядом красные огни нашей машины и наблюдая, как на противоположном склоне, догоняя нас, проявляется все ярче свет приближающихся фар, — пошли. Но там ты от меня так просто не отвертишься.

Дед угукнул и потащил меня чуть не за шкирку к едва виднеющемуся среди кустов началу тропы.

На машину, проносящуюся мимо, я смотрел уже сквозь густые ветки и с высоты метра в три. А стоило ей со своими фарами сгинуть, как стало понятно, что темень, настоящая такая, южная — хоть глаз выколи, накрыла горы уже целиком.

Фонарик на телефоне дед зажечь не разрешил, а рыкнув раздраженно, велел идти за ним след в след. Благо, хоть его светлые брюки хорошо на фоне каменистой тропы были видны, а то б я и не знал, что делать — прозреть естественным путем мне как-то пока не удавалось.

А потому, даже ступая за дедом, я то и дело спотыкался и хлестко получал ветками по мордам. Все ж, как бы ни бодрился я, и, что бы ни говорил, но в голове моей, наверное, до сих пор еще погуливала текилка…

«— Надо меньше пить!», — укорил я себя, раз больше было некого.

Но, как ни странно, виноватости от этого укора я ни капли не ощутил.

Впрочем, надо быть честным хотя бы с собой, а потому — откуда бы ей взяться? У меня отпуск? Отпуск. До курорту я доехал? Не вполне комфортно конечно, но все ж — доехал. Сестру с рук на руки родственникам сдал? Сдал!

Да и все мои последующие действия в признанно логическую схему укладывались вполне: пожелать прогуляться вечерком по набережной — само собой, обратить внимание на красивую девушку — тоже норма, подкатить, предложить выпить… да что я говорю?! Это вообще была ее идея!

Так что, в чем мой косяк?! Нет косяка. А потому и виноватости — нету!

Оно, конечно, такие мысли отчасти успокаивали, но ведь и продвижению по крутой каменистой тропе не помогали…

Ладно, вскоре худо-бедно глаза к темени привыкли, и я хоть перестал ветками выхватывать, успевая их на подлете поймать.

Но вот дорога под ногами легче не становилась — сплошной торчащий камень и пучки травы, сбитой по плотности до состояния того же камня. А стоило только такой вот твердый уступ не нашарить ногой, так под нее осыпь попадала! Нет, далеко не усвистишь — не тот наклон, да и ручеек из щебня выходил жиденьким, но коленки-то не казенные, то и дело ими тормозить!

А уж про босые ступни я и не говорю! Панталеты даром, что хорошего качества, но разве ж тот, кто их шил, в ум взять мог, что найдется придурок, который в этих редких ремешках в горы попрет?! Вот и терял я шлепки беспрестанно, оскальзывался и пальцы в кровь, поди, все уж о камни разбил.

Свету мне! Хочу свету!

Нет, не о нежной, прекрасной в своей доступности женщине я сейчас возмечтал, а о солнышке! Ясном таком, лучистом, в свете которого каждый камешек был бы виден и я понимал куда ступать!

Да я бы и на луну согласился. И даже с неба можно мне ее не доставать, пусть бы прям оттуда немного подсветила.

Но нет, чего не было, того — не было. Имелись, правда, в немалом количестве звезды, но эти заразы до того жадны были на свет, что только-то кусты серебрить по верхам у них и выходило. А чуть ниже от такого освещения, тени лишь набирали черноты и еще больше мешали рассмотреть дорогу.

Устав брести вот так, почти на ощупь, я остановился передохнуть, и тут в зыбком скупом свете приметил, что рядом кто-то есть. Нет, не увидел четко, и даже не услышал, а именно, что краем глаза… да каким-то наитием ощутил.

Страшно не было, умом понималось вполне, что раз не сплю, то в реале никакой настоящей опасности в этих горах, так близко от трассы, для молодого здорового мужчины нет. Да и не один я тут сейчас иду. Но вот вся эта странная история с моим незадавшимся свиданием, намек на возникшие проблемы и, собственно, само внезапное намерение ночевать в горах, напрягали. А потому деда я все же окликнул:

— Дед, тут кто-то есть.

— Где? — он тоже остановился и обернулся.

Теперь, когда он не брел в наклон, а выпрямился, голова его оказалась как раз там, где звездный свет был вполне еще силен, и стало заметно, что дед устал. Капитально так устал — лицо его выглядело бледным, глаза на нем смотрелись ввалившимися, а продольные морщины, казалось, вспахали щеки еще глубже.

— В кустах, справа от меня, точно кто-то двигался параллельно нам, — тем не менее, ответил я.

— Жень, ну кто здесь может быть? — голос у деда тоже был усталым. — Может птица, вспорхнув, качнула ветку, может шакал проскользнул, больше-то и не кому… пошли уже, немного осталось, — и, развернувшись, снова полез вверх.

Я допил воду из имеющейся бутылки и двинул за ним, на ходу все же соображая, что не птица то была точно. Да и с шакалом не складывалось. Сам-то не в лесу поди живу, потому знаю, что шакал собачка достаточно трусоватая и к тому же неглупая, а значит, просто не в ее нраве приближаться так близко к активно двигающимся людям.

Но дергать деда опять, помня о его таком усталом виде, ради своих пустых, в общем-то, соображений, не стал, решив обсудить эту тему позже. Да и то, наверное, после остальных, белее насущных вопросов.

Вскоре на тропе выше нарисовался еще один явно видимый человеческий силуэт. Это, кажется, нас Кобо поджидает, а значит, мы уже дошли туда, куда, собственно, и шли. Вот только, почему наш охранник голый по пояс, я не понял. Меня, значит, одели в штаны