сердце, кувыркнувшись, подскочило до самого горла. Сквозь стекло перегородки, делящей зал надвое, проглядывался кувез и стул рядом с ним. Глаза мои, как бешеные насекомые, быстро отыскали открытый сбоку вход в бокс, и я бегом устремилась туда, уронив штатив. Однако на полпути остановилась, как вкопанная.

— Нет…

Не желая в это верить, я всё равно подошла к пустому прозрачному ящику и тупо уставилась на белые полотенца с мишками и розовые пелёнки внутри. Дочки там не было.

— Нет… как… куда её дели…

Паника ширилась во мне с ядовитым шипением, лишая возможности адекватно мыслить. Мои пальцы тряслись, когда я, непонятно зачем, пыталась открыть замочки кувеза. В конце концов, бросив это занятие, я отчаянно уперлась ладонью в холодное стекло, которое ещё недавно хранило тепло моего ребёнка…

«Она достаточно окрепла… Первые испытания должна выдержать».

— Опоздала, — прошептала я, почти не чувствуя текущих по щекам слёз. — Всё равно он не мог её далеко… её надо найти…

Готовая бежать и переворачивать тут всё вверх дном, пока не найду дочь, я повернулась влево и заметила, что Тим стоит ко мне спиной, уставившись на что-то на полу. Как только я сама увидела это «что-то», в глазах потемнело от ужаса. Из горла вырвался жалкий нечленораздельный звук. Ноги вдруг стали ватными, и я медленно опустилась на пол.

Кровь. Полоса крови. Начинаясь в полутора метрах от кувеза, она исчезала под запертой дверью, ведущей из бокса неведомо куда.

«Она должна выдержать…»

— Н-не пойду, — всхлипнула я, мотая головой и зажимая зачем-то руками уши. — Не хочу… с-смотреть…

Трясущиеся волосы падали мне на лицо, прилипали к мокрым щекам. Боль в груди была такой сильной, что, казалось, вот-вот разорвёт на части. Пусть так и будет… если это за дверью она… если её кровь…

Беззвучно рыдая, я слышала даже сквозь прижатые к ушам ладони, как Тим повернул ручку двери. Обычную металлическую ручку. Обычной деревянной двери. Сейчас он зайдёт туда. Уже зашёл. Уже увидел…

— Катюша, — тихо позвал он.

Меня трясло. Я закусила нижнюю губу, сдерживая крик. Хотя зачем? Если Элина… если она… меня уже ничто не волнует.

— Кать… она здесь, — на сей раз голос Тима прозвучал чуть громче. Рядом послышались его шаги. Вскоре — дыхание. И вот уже на мои вздрагивающие плечи мягко, но уверенно опустились его ладони.

— Живая? — прошептала я, страшась возможного ответа.

— Конечно, — заверил Тим.

Он помог мне подняться на ноги и повёл к открытой двери. Я крепко ухватила его за руку. Моя диафрагма всё ещё непроизвольно сокращалась, когда мы одновременно пересекли порог и оказались в неожиданно теплом помещении. Стены его сплошь были белыми, а мебели стояло совсем немного — комод, пеленальный столик, метровый холодильник и стул рядом с люлькой. Люлькой, в которой спал плотно укрытый бежевым одеялом ребёнок.

У меня перехватило дыхание. Я хотела сказать что-нибудь — и не могла. Голова опять закружилась, только теперь от счастья. Счастье… Неужели это возможно и происходит наяву? Ещё почему-то присутствовал страх. Столько раз я представляла, как подойду к дочке, возьму её на руки — но сейчас буквально оцепенела. Если бы Тим не вёл меня вперёд, я наверняка так и стояла бы, не в силах сдвинуться с места.

Мы медленно подходили к люльке. Каждый шаг давался с трудом — я опасалась, что вот сейчас отведу глаза, и дочь исчезнет, подобно миражу. Господи, она и правда тут. Такая маленькая и такая значимая для меня. В молочно-розовом комбинезоне или кофточке с длинными рукавами. Спит, повернувшись вполоборота на бок, с запрокинутой к шейке крохотной ручкой с зажатыми в кулак пальчиками.

Сердце сладко кольнуло, когда я склонилась над дочкой, с неистовостью рассматривая её и с щемящей радостью впитывая каждую родную черточку, каждую деталь. Белый чепчик, трогательно обрамляющий детское личико, самоемилое на свете — вздернутый носик, нежные, похожие на свежий бутон розы, губки и пухлые щёчки. Кружевные тесёмки, падающие с подбородка на розовый воротничок. Начинающееся от груди одеяльце, которое медленно вздымалось и опускалось, свидетельствуя о ровном дыхании и безмятежном сне.

В груди защемило. Я с силой вдохнула и поняла, что из глаз текут слёзы. Если на свете есть самая сильная любовь, от которой задыхаешься, то я только что её познала.

Ребёнок заворочался, причмокивая губами. Реснички на маленьких веках умилительно подрагивали. На тыльную сторону моей ладони капнула слеза. Казалось невероятным, что эта чудесная девочка появилась из моего живота, что она ещё три недели назад была там…

Рядом с Элиной на постели я заметила две яркие погремушки. Третья, в форме мячика, лежала в изножье люльки.

Я неохотно оторвала взгляд от дочки и осмотрелась. Вскрытая упаковка подгузников на пеленальном столе, пустая бутылочка в раковине в углу. Стопка детской одежды на комоде. На полу рядом с ним — сиреневая ванночка для купания.

— Кто-то хорошо ухаживает за ней… — прошептала я.

У самой двери располагалась тележка на колесиках, заставленная планшетами, пробирками и полулитровыми бутыльками со знакомыми сине-белыми этикетками с изображением филина. Внутри них плескалась красная жидкость — реагент для выделения ДНК и РНК. Один такой разбитый сосуд валялся под дверью: именно его содержимое, принятое за кровь, и напугало меня до полусмерти.

— Кхм… Кать, нам пора уходить.

Я посмотрела на Тима. Тот стоял, склонившись над колыбелью. Лицо его выражало задумчивость и непривычную боль. Меж бровей пролегла складка.

Нервно сглотнув, я кивнула, продолжая с нежностью глядеть на дочь. Придётся её потревожить.

Это чтобы спасти тебя, дорогая. Всё будет хорошо. Скоро мы будем в безопасности.

Я мысленно повторяла эти слова, когда прикасалась к Элине, к её мягкому тельцу. Всё нужно было делать с осторожностью. Сотрясаемая внутренней дрожью от страха сделать что-нибудь неправильно, я была благодарна Тиму, который опять пришёл мне на выручку. С помощью объединённых усилий ребёнок, укутанный в одеяльце, наконец оказался у меня на руках. От чувства близости родного тепла меня охватила новая, пронзительная волна нежности. С трепетом я прижимала дочку к себе, прикасалась кончиком носа к её тёплой и нежной коже, наслаждалась звуками её дыхания и исходящим от неё запахом вкусного молока. Моего молока.

На передней стенки люльки висел файл с бумажными документами. На первом листе жирными буквами значилось:

Объект 1 «Э.», эксперимент MPF77. 07.03.18. Гр. кр. | (ОО), Rh (-). Р: м. Е.С.Б., гр. кр. || (АО), Rh (+); о. Т.Л.В., гр. кр. || (АО), Rh (-).

Недолго думая, я отцепила его, стараясь действовать как можно осторожнее и тише. В файле однозначно есть