Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С кем вы были в субботу ночью?
— С Джонни, ясно? Чего вам теперь надо, втянуть в беду целый свет?
— Фамилия Джонни? — спросил Клинг.
Раздался стук в дверь. Флит посмотрел на обоих полицейских.
— Открой, — сказал Браун.
— Слушайте…
— Открой.
Флит вздохнул и пошел в прихожую. Он повернул ключ в замке и открыл дверь.
— Привет, — сказал он.
Чернокожей девчонке, стоявшей в коридоре, никак не могло быть больше шестнадцати лет. Она была одета в красную куртку, синие джинсы и сапоги на высоких каблуках. Довольно симпатичная девушка — но помада на ее губах была слишком яркой, щеки густо нарумянены, а глаза накрашены черной подводкой и тенями чересчур по-вечернему для двадцати минут после полудня.
— Заходите, мисс, — пригласил Браун.
— Чё за проблемы? — спросила она, мгновенно признавая в них копов.
— Никаких проблем, — сказал Клинг. — Не желаете ли сказать нам, кто вы?
— Энди? — обратилась она к Флиту.
— Я не знаю, чего они хотят. — Он пожал плечами.
— У вас есть ордер? — спросила девчонка.
— Нам не нужен ордер. Это обычный опрос, и ваш друг пригласил нас зайти в квартиру, — сказал Браун. — Вам есть что скрывать?
— Это статья двести двадцать? — спросила она.
— Вы оба, похоже, отлично знакомы со статьей двести двадцать, — сказал Браун.
— Да, век живи — век учись, — сказала девушка.
— Как тебя зовут? — спросил Клинг.
Она снова посмотрела на Флита. Тот кивнул.
— Коррина, — сказала она.
— Коррина, а дальше?
— Джонсон.
Озарение наступало медленно. Оно осветило сначала лицо Брауна, потом — Клинга.
— Джонни, не так ли? — спросил Браун.
— Да, Джонни, — сказала девушка.
— Это вы так себя называете?
— Если б вас звали Коррина, вы бы стали представляться Корриной?
— Сколько тебе лет, Джонни?
— Двадцать один, — сказала она.
— Попробуй еще раз, — сказал Клинг.
— Восемнадцать сойдет?
— Шестнадцать? — спросил Браун. — Или даже моложе?
— Мне достаточно лет, — сказала Джонни.
— Для чего? — спросил Браун.
— Для всего, что мне надо.
— Давно работаешь на улице? — спросил Клинг.
— Не пойму, о чем вы.
— Ты проститутка, Джонни? — спросил Браун.
— Кто вам сказал?
Ее глаза превратились в лед, такой же непрозрачный, как на окне. Руки она держала в карманах куртки. И Клинг, и Браун могли бы поспорить на что угодно, что ее невидимые кулаки были крепко сжаты.
— Где вы находились в прошлую субботу? — спросил Клинг.
— Джонни, они…
— Молчи, Эндрю! — сказал Браун. — Где вы находились, мисс?
— Когда, говорите?
— Джонни…
— Я сказал, заткнись! — прикрикнул Браун.
— Ночью прошлой субботы. Точнее, в два утра, — сказал Клинг.
— Здесь, — сказала девушка.
— Что делали?
— Ширялись.
— А чего так? Не было работы на улице?
— Снег шел, — сердито сказала Джонни. — Все сидели дома.
— В какое время ты сюда пришла? — спросил Браун.
— Я живу здесь, дядя, — сказала она.
— Кажется, Эндрю, ты говорил, что живешь здесь один, — сказал Клинг.
— Ну… пойми, чувак, я не хотел втягивать ее в неприятности.
— Значит, вы пробыли здесь всю ночь, да? — спросил Браун.
— Я этого не говорила, — ответила девушка. — Я вышла около… во сколько это было, Энди?
— Не спрашивай Энди. Обращайся к нам.
— В десять, наверное. Обычно в это время начинается самая работа. Но чертовы улицы было пусты, как сердце проститутки.
— Когда ты вернулась?
— Около полуночи. Мы начали праздновать около полуночи, да, Энди?
Флит собирался ответить, однако взгляд Брауна заставил его замолчать.
— И вы были здесь с полуночи до двух? — спросил Клинг.
— Я была здесь с полуночи и до утра. Сказано же вам, я здесь живу.
— Эндрю покидал квартиру той ночью?
— Нет, сэр, — сказала Джонни.
— Нет, сэр, — повторил Флит, уверенно кивая головой.
— Куда ты пошла утром?
— На улицу. Посмотреть, не удастся ли подцепить клиента.
— В котором часу?
— Рано. Около одиннадцати, наверное.
— И подцепила?
— Из-за снега вообще все движение заглохло. — Она говорила не о дорожном движении. — Дурь везут из Флориды, и только они въезжают в Северную Каролину, как они уже по задницу в снегу. Говорю вам, мужики, в такую погоду нелегко приходится проституткам и нарикам.
Браун мог назвать и многих других, кому плохо приходится в такую погоду.
— Берт?
Клинг посмотрел на парня и девушку.
— Да, пошли, — ответил он со вздохом.
Они молча спустились и вышли на улицу. Старики все еще грелись у бочки. Клинг завел машину, обогреватель громко заскрежетал.
— Похоже, они чисты. Как думаешь? — спросил Браун.
— Да, — сказал Клинг.
— Он даже не помнит фамилии того мужика, — сказал Браун.
Они ехали в молчании. Уже на подъезде к зданию полиции Браун сказал:
— Черт, вот же гребаный стыд.
Клинг понял: он говорит не о том, что им не удалось ничего выяснить по делу Эдельмана.
Коменданта дома, в котором жила Салли Андерсон, со времени ее убийства постоянно донимали копы, а теперь еще и монах явился. Комендант не отличался религиозностью, ему было плевать на рай и ад, и он не желал, чтобы всякие там монахи отвлекали его от работы. Он посыпа́л тротуар каменной солью, чтобы растопить наледь.
— Какие у нее с вами могли быть дела? — спросил он Брата Антония.
— Она заказала Библию.
— Чего?
— Библию. От ордена братских пиетистов, — ответил Брат Антоний, полагая, что это звучит очень благочестиво.
— И чего?
— Я член этого ордена, — кротко ответил Брат Антоний.