class="p1">– Еще не конец. Все еще впереди. Все еще может измениться, – прошептал Годрик посиневшими губами. На его необычайно красивом лице застыла маска горького сожаления.

Ванрав хмыкнул, но ничего не сказал.

Сила перемещения проглотила предателей, во тьме сгустился клуб света и, вспыхнув, утащил их далеко-далеко, оставив в напоминание этому миру лишь облако серого тумана.

Эпилог

«Альбион всегда страдал от нехватки радости и жизни, а работа Почитателей напротив – славилась светом, источала его. Осознав это, Совет поручил решать, кому на Планетах Почитателей жить, а кому, может, и всем, умирать, им, Альбионщикам. На крыше здания появилось поле, куда каждый умерщвленный образец отправлялся, перед этим превратившись в удобрение для растений. Так над Альбионом, под куполом, появилась оранжерея из трупов невинных, случаем заброшенных существ, с которыми жизнь распорядилась не так, как должна была».

Из рассказа Яприста Шеншеля «Судьбы невинных существ».

Он поднялся на самый верх – при его несгибающихся ногах это казалось настоящим подвигом. Но Вильгельм не чувствовал себя победителем. Он уже ничего не чувствовал.

Вокруг дышали миллионы цветов – знакомые орхидеи, ромашки, васильки, и неведомые глазу, выведенные за время его отсутствия. Некоторые растения он и не видел в справочниках, составленных по проектам Почитателей – слишком мало существовали, чтобы их решили запомнить. Каждое растение – одна загубленная жизнь. Но трупов здесь покоилось куда больше, чем росло цветов. Он шел куда-то вдаль, не смотря под ноги. Жизни плакали, погибая под черными сапогами Почитателя.

Он ничего не искал. Сам не понимал, почему приехал сюда, поклявшись не возвращаться никогда. Прошло уже несколько недель, а Вильгельм только смог встать с постели. Счастливое событие после неутешительных вердиктов врачей. Но, казалось, он уже никогда не улыбнется – мышцы лица будто атрофировались.

Почитатель брел в конец бесконечной аллеи, уничтожая сотни душ, нашедших воплощение в кривых подобиях цветов. Жизни хрустели стебельками под подошвами его сапог. Космос смотрел мертвыми глазами. Звезд не было – здесь правил только дым, поднимавшийся из труб печей, и тишина. Хруст цветов под ногами казался оглушительным.

Он брел бездумно, то сворачивая к целым скоплениям цветов, то проходя мимо одиноких стебельков, уже успевших высохнуть. Время текло, наслаиваясь на тело Почитателя каменным панцирем.

Без Артоникса, который за годы успел стать его частью, мир Вильгельма изменился. Не было больше радости, не было боли. Все потеряло краски и смысл, словно до Камня его и не существовало. Любовь или привязанность что бы то ни было, но что помогало идти и стремиться к чему-то, исчезли, оставив внутри Вильгельма пустоту. Снова не ощущать ничего оказалось непривычно. Он слишком долго был под властью Камня, уже и забыл, какого это, мыслить и решать самому. Словно до этого был закован в цепи, оборвав которые, забыл, как жить на воле. Норрис хоть и пообещал вернуть Артоникс, но Вильгельм с каждым днем сомневался все больше. А потом – сомневаться тоже перестал.

Вильгельм все никак не мог поверить, что чувства к Кате могли быть навязаны Ульманом. Что не было никакого счастья, радости и веселья. Не было тепла. Не существовало ничего. Все было лишь иллюзией, издевкой над ним. В тот самый момент, когда ему как никогда нужна поддержка.

Он все брел вперед, не разбирая дороги. Хотелось плакать от бессилия и обиды, но сил не было. И он шел, серый и потухший. И вскоре Вильгельм почувствовал запах. Запах розы, выбивавшийся из пустоты. Опустился на колени перед небольшим холмиком.

Это была она – небольшая бархатная роза с резными лепестками. Почти такая же, какие росли у него дома, в Петербурге, но оранжевая, цвета итальянского апельсина. С изящными листиками, будто руками, изогнутыми в красивую линию.

– Катя, – всхлипнул Вильгельм, но ни слезинки не покатилось по его исказившемуся лицу. Воздух застрял в горле, заставив задохнуться. – Прости меня, пожалуйста. Я не желал тебе такой судьбы. За нас все решили…

Он в бессилии упал на землю, уткнувшись носом в фальшивую траву. Подул ветер – роза коснулась лепестком до его макушки, будто погладив, пожелав успокоить.

– Я нарушил клятву, подвел тебя, подвел всех, – шептал он. Из горла вырывался сухой хрип, а глаза краснели при каждом вздохе. – Ты даже не представляешь, скольких я подвел.

Он провел по стебельку пальцем, коснулся шипа, надавил на него пальцем, но не почувствовал боли. Настоящее резало без ножа.

Почитатель, хозяин миллиардов жизней, чувствовал себя мушкой в бесконечном небе. Бесполезной песчинкой, неспособной спасти даже человека, не то что целую Планеты.

Смерть Кати – последний крик жизни его. Катя – Планета его. Не осталось уже ничего, только Земля, на которой все громче тикали часы. Даже здесь он, казалось, слышал, как ссыпались песчинки оставшихся месяцев.

Перевернувшись на спину, он посмотрел на небо. Там, вдали, взрывались многие годы неудачные проекты Почитателей. Горели миры, умирали невинные существа. Миллиарды загубленных душ – цена развлечения Единого Космического Государства, цена его алчности и чувства собственного превосходства.

Он зажмурился – глаза пронзила острая боль.

Любил ли он по-настоящему? Дружил ли он по-настоящему? Случилось бы это без Артоникса? Он не знал. Но воспоминания, уже тусклые, но в моменты сильной боли проявлявшиеся яркими, душистыми, словно отвечали за него – может, и мог, будь он человеком.

Вильгельм помнил одну прописную истину – жизнь образца ничего не значит. Кто такие люди для существ, подобных ему? Ничто. Песок, пыль под ногами. Образцов уничтожали тысячами просто для развлечения. Казалось бы, в таком случае один человек из миллионов не должен значит абсолютно ничего. Но Вильгельм теперь сомневался в этом.

Все-таки было в людях что-то, что заставляло его сердце трепыхаться. Даже в одном, который смог изменить жизнь Вильгельма хотя бы на короткое время. Но, как обычно бывает, желания всегда мало.

Эльгендорф считал, что души в нем нет. Что он такой же, как и они, его создания. Но здесь, лежа рядом с женой напротив мрака, чувствовал пустоту внутри, где ее быть не должно.

Роза пахла апельсинами и сладостью. Дурманом, постепенно рассеивающимся в пустоте. У нее были глаза цвета раннего майского утра. Того неба, которое он так боялся больше не увидеть.

Он закричал, но крик его потонул в мертвой черноте. На мгновение его коснулся знакомый аромат, витавший рядом даже без Камня, но быстро исчез.

Не все еще потеряно – Вильгельм знал об этом. Но чем больше думал о том, что придется вернуться на Землю и увидеть ее заново, тем больше понимал, что эту ношу