на нас, от деревни, идут красные цепи. Но под нашим огнем залегают, а потом откатываются назад. Несколько раз за день ходила красная пехота в атаку, но безрезультатно. Наконец залегла, наполовину поднявшись на наши бугры. «Малоприятное соседство будет на ночь», – думается нам.

Солнце склоняется к горизонту. День подходит к концу. Вдруг откуда-то со стороны появляется эскадрилья аэропланов. Чьи они, наши или чужие? Над нашей головой они начинают снижаться. Затем летят от нас в сторону красных бреющим полетом. «Ура, это – наши!» От аэропланов отделяются бомбы и начинают рваться в расположении красных цепей. Среди коммунистов – паника. Их цепи поднимаются и бегут вниз, к деревне. С воодушевленными криками «Ура!» наш полк бросается в атаку на красных, вышибает их из села и отбрасывает далеко, по другую сторону от села. Выставив ночные дозоры, полк поздним вечером получает пищу и проводит в селе вторую ночь.

Однако в селе находится только наш полк. Наша конница куда-то ушла. Первый Дроздовский полк вел тяжелые бои с бригадой красных курсантов справа от нас, под Ореховом. Генерал Туркул в книге «Дроздовцы в огне» пишет: «Конные лавы генерала Барбовича появились из Камышувахи. Наша кавалерия напала там на бригаду, за день до того разбитую под Ореховом…» Очевидно, наша конница была брошена на подмогу первому полку, сдерживавшему наступление красных на нашем правом фланге. Прикрывать левый фланг остался только наш полк. А к красным, по-видимому, подошли подкрепления и с левого фланга, со стороны Синельникова.

Наутро мы снова покинули Камышуваху и снова заняли наши позиции на буграх южнее села. Красные цепи занимают село, обходят его и снова идут в атаку на нас. Не дойдя до нас, залегают. Несколько раз снова бросаются в атаку, но безрезультатно.

К вечеру снова появляются наши аэропланы. Приветствуем их веселыми криками, но вряд ли летчики из-за шума моторов слышали наши крики. Радостно сознавать, что мы не забыты, что где-то там в штабе армии о нас думают и посылают посильную подмогу. Вот это она – современная война. Летчики бесстрашно снижаются, и между красными цепями снова рвутся метко сброшенные бомбы. С криками «Ура!» снова идем в атаку, снова опрокидываем красных, загоняем их далеко за село, получаем наш поздний обед и в третий раз проводим ночь в этом злополучном селе.

На утро третьего дня опять возвращаемся на наши насиженные бугры. Но на этот раз слева от нас наблюдается на горизонте большое скопление красных войск. Опасность не впереди, а со стороны. Роты лежат в цепи, обращенной на все четыре стороны. В интервалах между ротами притаились жерла орудий. На горизонте поднимаются к небу клубы пыли. Доносятся звуки отдаленной канонады. У нас – полное молчание.

Вдруг скопление людских масс на горизонте стало принимать более отчетливые формы и увеличиваться в размерах. Очевидно, красные подтянули резервы и выделили дополнительные силы – покончить с нами. Отдан приказ – ротам сомкнуться и приготовиться к отражению кавалерийской атаки.

Бесформенная волнующаяся масса удлиняется и уже занимает всю линию горизонта. Из общей массы начинают выделяться отдельные фигуры. Эти фигуры превращаются во всадников. Можно различить лошадей и сидящих на них людей. На всадниках, скачущих в первом ряду, вырисовываются лица. Размеры всадников быстро растут, и уже видны движения их рук. У нас по-прежнему – гробовое молчание.

Очевидно, что Димитрий Федорович Пронин был участником того же самого сражения и, наверно, его четвертое орудие Седьмой гаубичной батареи стояло где-то бок о бок с нами, так как это был командир офицерской роты, капитан Переслени, который в этот момент скомандовал, как вспоминает Димитрий Федорович, лежа много позднее в польском госпитале и находясь в бреду:

– По кавалерии… рота…

Как машина, словно движением одного человека, одновременно поднимаются винтовки.

– Отставить! – подает опять команду командир роты.

Ружья опускаются к ноге. С каждой секундой расстояние между нами и кавалерией уменьшается…

«Да что же они, с ума сошли? – мелькает мысль у Пронина. – Ведь еще несколько минут, и мы все будем сметены этой несущейся, неудержимой лавиной».

Это была лихая бравота, но бравота намеренная и имевшая большое психологическое действие на стрелков. Мы, стоявшие в сомкнутом строю, представляли собою маленький остров, стоявший на пути бушующего моря огромной конной массы, быстро приближавшейся к нам и готовой нас затопить своим численным перевесом. Красная лава подобно огромному удаву, способному загипнотизировать крохотного кролика, своей подавляющей массой действовала и на нас. Отставленное приказание Переслени как бы разбудило и вывело нас из этого оцепенения, навеянного динамичной подвижностью и размерами готового на нас обрушиться конного удара. Мы как-то внутренне подтянулись, вспомнили, кто мы, и напрягли все наши душевные силы и нервы, чтобы встретить хладнокровно приближающуюся смертельную опасность.

– По кавалерии рота…

На лицах дроздовцев написаны плохо скрываемое нервное ожидание и большое внутреннее напряжение. Винтовки подняты. Затворы взведены и приготовлены к выстрелу. Глаза пулеметчиков прилипли к мушке, а руки судорожно сжимают ручки, направляющие пулеметные стволы.

Всадники быстро приближаются. Видно, как они пригнулись к седлам и яростно погоняют лошадей. Конная масса закрыла все поле перед нами и, как снежная лавина, готова обрушиться на нас.

– Пли!

Залп следует за залпом с невероятной быстротой. Орудия рядом оглушительно бьют картечью. Пулеметы как бешеные строчат и посылают на красных дождь стальных пуль.

Неприятельская лава все еще стремительно движется вперед, но меткий огонь дроздовцев вырывает из ее движущейся массы большие клочья. Красные ряды заметно редеют. Винтовки накалены до крайности. Руки все в ожогах. Боли не замечаешь. Лишь бы скорее зарядить винтовку и выстрелить в противника.

Красные всадники уже в нескольких десятках шагов. Но вот они не выдержали. Останавливаются. Поворачивают и несутся назад. Все поле перед нами усеяно трупами людей и лошадей. Потерявшие всадников кони носятся по полю. Красная лава откатывается назад.

Как признают советские историки, две кавалерийские дивизии (16-я и 2-я) были брошены на помощь 23-й пехотной дивизии для захвата Камышувахи, которую защищал только один полк белых. Весь день красная конница ходила в атаку на нас, то с одной стороны, то с другой, то с нескольких сторон одновременно. Однако ни одна из этих атак не достигла порыва и не приблизилась так близко, как их первая атака. Каждый раз их атаки разбивались об огневую мощь 3-го Дроздовского полка.

В этот день уже больше не прилетели наши аэропланы. Мы также не пытались вернуться в Камышуваху. С наступившей темнотой полк был собран в тесное каре. Внутри каре наши батареи и повозки с амуницией и ранеными. Отдан приказ