воплощенный идеал совершенства, однако все в нем выглядело настолько холодным, равнодушным, бесчувственным, что после первого восхищения возникало чувство беспокойства и тревоги, неописуемо неприятное и болезненное. Напрасно всматривался Аморассан в небесные черты – не находил он в них ни малейших признаков характера, ни даже слабейшей тени эмоции, которые могли бы указать путь к сердцу или дать ключ к мыслям обладательницы этих черт.

Сложив руки на груди, дева-дух неподвижно и безмолвно стояла перед Аморассаном. В равной мере потрясенный ее неземной природой, бесподобной красотой, величественностью осанки и убийственной холодностью взгляда, он тщетно искал в дивном лике хоть какой-нибудь намек на выражение, побуждающее нас обращаться к особе, нам еще незнакомой. Наконец он проговорил сдавленным голосом: «Отвечай, кто ты?» Дыхание у него спирало, и каждое слово давалось с трудом.

Дух. Я та, в ком ты нуждаешься и кого призвал к себе: бессмертный дух с островов вечного холода и мрака. Разве мой облик не говорит тебе, что я именно та, кто тебе нужен?

Аморассан. Еще не знаю. Чувствую лишь, что от одного твоего вида у меня кровь стынет в жилах. Ты прекрасна как божий день, но уродство испугало бы меня меньше, поскольку оно, по малой мере, должно обнаруживать в своем облике хоть какое-то выражение.

Дух. Отсутствие всякого выражения только доказывает, что я именно тот самый дух, который тебе нужен. Но если я тебе неугодна – отпусти меня, ибо я такая, какая есть, и другой никогда не стану. Мне безразлично, где я нахожусь, здесь ли или в любом другом месте, купаюсь ли в солнечных лучах или в холодных влажных испарениях островов вечной стужи и мрака. Я не чувствую ни тепла солнечных лучей, ни холода влажных испарений. Я буду служить тебе, если прикажешь, я покину тебя, если пожелаешь, и в любом случае останусь одинаково довольна.

Аморассан. Скажи мне, о хладное создание, знакомо ли тебе слово добродетель?

Дух. Я слышала про добродетель, но мне до нее нет дела.

Аморассан. Вот как? Ну а порок?..

Дух. О, про порок я слышала гораздо чаще, но мне и до него нет дела. Я много слышала о таких вещах, когда обреталась при дворе Соломона.

Аморассан. Соломона Премудрого?

Дух. Да, Премудрого… как его именовали. Я была слугой Соломона, а в последние годы его жизни – постоянным спутником. Именно в беседах со мной он понял, что все на земле суета.

Аморассан. Все? И даже то, что он сделал для собственного удовольствия и выгоды?

Дух. Даже это. И как только он пришел к такому выводу, так сразу же и отпустил меня. С тех пор я обитаю на островах холода и мрака в ледовитом океане.

Аморассан. Должно быть, ты рада покинуть столь печальную обитель.

Дух. Печальную? Что такое печаль? Рада? Ничто не радует и не огорчает меня.

Аморассан. Ужели ты никогда не испытываешь ни довольства, ни недовольства? Ни любви, ни отвращения?

Дух. Мне подобные чувства неведомы, вот почему я именно тот дух, который тебе нужен.

Аморассан. Значит, тебе безразлично, для чего я стану тебя использовать? И ты будешь творить зло с такой же охотой, как добро, а добро – с такой же спокойной совестью, как зло?

Дух. Добро? Зло? Все это твое дело, не мое.

Аморассан. Бесчувственный дух! Ты удручаешь мое сердце.

Дух. Быть может, и так. Но удручение твоего сердца меня не касается. Почему вдруг лицо твое омрачилось? Все-таки смертные – очень странные существа! Ты желал помощи такого духа, как я, но ужасаешься теперь, когда твое желание исполнилось. Да уж! Вижу, сыны земли нисколько не изменились со времен Соломона.

Аморассан. А что есть человек, по твоему разумению?

Дух. Он не то, чем хотел бы быть. Но даже будь он всем, чем желает быть сегодня, завтра он пожелает снова стать тем, чем был прежде. А теперь и ты в свою очередь ответь на вопрос: зачем я призвана сюда?

Аморассан. Я хочу сделать жителей Гузурата довольными и счастливыми.

Дух. А какое положение ты здесь занимаешь?

Аморассан. Я великий визирь Гузурата и фаворит султана.

Дух. О великий и премудрый Соломон! Значит, по меньшей мере одно из твоих изречений ошибочно!

Аморассан. Какое же?

Дух. «Нет ничего нового под солнцем». И чем ты хочешь, чтобы я помогала?

Аморассан. Остерегай меня от других… а пуще всего от самого себя. Разоблачай умышленное лицемерие тех, кто меня окружает, и развеивай невольные заблуждения собственного моего восторженного сердца.

Дух. Твоя воля будет исполнена. Ложь погибает, едва ее коснется мое ледянящее дыхание: нет завесы столь плотной, чтобы мой пронзительный взор не проник сквозь нее. Ни сладкий голос хвалы, льстивый или искренний, ни обворожительная улыбка, наигранная или идущая от души, ни доброжелательный вид, принятый из подлинного чувства или с корыстным расчетом, ни горячие излияния чувств, порожденные желанием обмануть или чистым порывом души, – ничто не введет меня в заблуждение. Меня не прельстят блистательные мечты воображения, не соблазнят свернуть с моей стези благозвучные призывы чувств. Любовь и дружба напрасно размахивают передо мною своими факелами. Я неотрывно смотрю на разумное и истинное: яркие огни не ослепляют мой взор, дымные клубы не заслоняют от меня предмет моего внимания. Скажи только слово, Аморассан, и впредь ничто уже не обманет тебя. Ты увидишь людей и явления такими, какие они есть на самом деле. Ты увидишь свое сердце таким, какое оно есть на самом деле и каким будет.

Аморассан. Я говорю это слово – и отныне в душе моей воцаряется покой. Теперь я смогу осуществлять свои великие планы, не страшась ни вероломства других, ни собственной слабости. Счастье Гузурата и его правителя неизбежно наступит, и мой друг сможет презреть злые умыслы врагов!

Дух. Мне все это безразлично.

Аморассан. Бесчувственное создание! А что же тебе не безразлично? По крайней мере, ты должна любить себя – и, если тебя так мало волнует счастье других, уж наверное, о собственном своем счастье ты печешься изрядно.

Дух. Счастье? Собственное? Любить себя? Все эти понятия мне совершенно незнакомы. Да, о счастье я какие-то разговоры слышала. Но что до меня самой… я никогда не плачу и не улыбаюсь, а по моим наблюдениям, у людей на земле нет важнее дела, чем плакать или улыбаться: все, что лежит между плачем и улыбкой, непременно ведет либо к одному, либо к другому.

Аморассан. Не рассуждай о людских делах. Существо, лишенное всяких чувств, не может понять человеческую душу!