Хотя создание «Маленького принца» заняло у него несколько месяцев лета и осени 1942 года, это ни в коей мере не поглощало целиком его энергию. Научная любознательность Антуана, которую он поддерживал в Голливуде, общаясь с Теодором фон Карманом, возглавлявшим Калифорнийский институт аэродинамических технологий, не ослабевала и в Нью-Йорке, где он образовал кружок французских ученых (в частности, Леконт де Нюи) и куда входили члены американского научного сообщества. Его интереса к ядерной физике и знаний оказалось достаточно, чтобы сообщить Пьеру Лазареву намного раньше того, как «Манхэттен проджект» стал известен широкой публике, что американцы разрабатывают ужасное оружие, которое, если только его когда-либо приведут в действие, может в одночасье прекратить войну при одном ударе. Даже крошечные вертолеты, которые он творил из бумажных полос и пускал с балкона пентхауса, были вовсе не простой ребяческой забавой. Антуан пускал их, проверяя свои теории о лучшем использовании воздушных потоков.

Как всегда постоянно изобретая то одно, то другое, Сент-Экс продолжал строить проекты, казавшиеся Галантьеру «достойными Жюля Верна». Он задумал перехитрить немецкие подводные лодки, и по его замыслу следовало построить огромные подводные баржи, загруженные частями самолетов, и затем буксировать их через Атлантику гигантскими субмаринами. Другая его идея, хотя столь же романтичная, сколь и требовавшая отваги, все же показалась Галантьеру вполне осуществимой, чтобы принять в ней активное участие. Полное драматизма спасение генерала Жиро из крепости Кенингштайн переполнило Сент-Экзюпери ликованием и заставило его мозг работать над тем, как использовать эту сенсационную удачу. В конце концов он изложил Галантьеру свой простой план: военное ведомство посылает его в Северную Африку, откуда, поскольку он отказался присоединиться к сторонникам Де Голля, его без особых проволочек пустят во Францию. Там он свяжется с Жиро как частный эмиссар военного ведомства и организует его переброску на самолете (в том, что удастся добыть самолет, он не сомневался) на американский корабль где-нибудь посреди океана. Далее, прибыв на военном корабле в Соединенные Штаты, Жиро сможет оказать помощь в разработке плана вторжения в Северную Африку, поддержанного французскими войсками на месте, в готовности которых с воодушевлением встать под команду Жиро Антуан ни на йоту не сомневался.

«Я был так поражен этим планом, – позже вспоминал Галантьер, – что направился в Вашингтон и обсудил его на обеде с двумя друзьями, один из них принадлежал к Объединенному командованию, а другой – к Бюро стратегических служб. Шел июль 1942 года. Как раз тогда (я не знал об этом) президент и премьер-министр только-только одобрили операцию «Факел», кульминацией которой предстояло стать высадке в Северной Африке 8 ноября 1942 года, причем с французской стороны. На Жиро предполагалось опираться, как на краеугольный камень всего замысла операции.

Никогда еще меня так не отчитывали, никогда раньше не встречал я подобного отпора (и, лучше искренне признаться в этом, они на меня просто орали), как в конце моей небольшой речи. Мой друг Сент-Экзюпери, возможно, и гений, но только он конечно же полный идиот. Что касается меня, какое право я имел вмешиваться в вопросы, не касавшиеся меня, о которых я не имел ни малейшего понятия? Если они когда-нибудь услышат, что я повторяю хоть одно слово из этого бредового плана кому бы то ни было, они лично и с особым удовольствием проследят, как меня направят в федеральную тюрьму лет этак на дюжину. И моего приятеля Сент-Экзюпери туда же».

На следующий день, в Нью-Йорке, Галантьер описал случившееся своему другу. Ничего из их затеи не выйдет! Реакция на их предложение была не просто отрицательная – она напоминала взрыв! Сент-Экс долго молчал, затем губы его тронула слабая усмешка. «Неужели? – сказал он. – Так вот оно что! Они умнее, чем я думал».

Последовавшие за этим события вознаградили Сент-Экзюпери, чьим единственным желанием по-прежнему оставалось приносить пользу в борьбе и чем-то большим, нежели в бесплодной войне слов. К тому времени он подружился с Уильямом Донованом, получившим звание генерала и назначенным главой Бюро стратегических служб. В гостиной Маргарет Хью, часто посещаемой Дином Ачесоном, графом Сфорца и многочисленными влиятельными дипломатами и чиновниками, он устанавливал связи, которые пригодились, когда ему пришлось открывать двери многих контор в Вашингтоне. В частности, там он познакомился с советником Самнером Уэллисом, многими военачальниками. Результатом этих попыток Сент-Экзюпери установить связи с военными и поездки Галантьера в Вашингтон стал визит к нему в его нью-йоркскую квартиру генерала Спаатца, недавно снискавшего славу бомбовыми ударами в Тихом океане. Хотя Сент-Экс и не знал этого, генерала предполагали направить командовать воздушными силами Соединенных Штатов на Средиземноморском театре военных действий. Только намного позже, после того как он сам оказался в Северной Африке 3 октября, Галантьер обнаружил, что «многое из того, что составители планов Объединенного командования знали об аэродромах, сооружениях и полетных условиях в Северной Африке, они получили от Сент-Экзюпери».

Это помогает объяснить различие между его реакцией и реакцией генерала Де Голля на известие о высадке на территории Северной Африки в тот судьбоносный день 8 ноября 1942 года. «Вы слышали?.. – торжествующе обратился к Леону Ванселиусу Сент-Экс по телефону. – Я чувствую себя помолодевшим на десять лет». Тогда как Де Голль, получив сообщение от полковника Билло, руководителя его штаба, на мгновение застыл, как был в пижаме, затем задрожал от гнева и взорвался: «Что ж! Надеюсь, эти парни Виши сбросят их в море. Никто не входит во Францию как взломщик».

Если бы это было просто раздраженной реакцией человека, разъяренного тем, что (после его фиаско в Дакаре) его игнорировали и держали в неведении, об этом можно и не вспоминать, как о мгновенной вспышке задетого самолюбия. Но экстраординарное продолжение оправдало опасения Сент-Экзюпери, высказываемые им по поводу Де Голля и его лондонского окружения Дени де Ружмону и другим. Год назад, в июне, генерал начал издавать газету «Марсельеза», призванную пропагандировать линию партии Де Голля.

Согласно договоренности «Пур ла виктуар», нью-йоркское издание, запущенное в начале года Анри де Керилли вместе с Женевьев Табуи и Мишелем Робером, оставляло две страницы каждого номера для материалов, переданных по телеграфу от «Марсельезы» из Лондона. Не имея возможности нападать на британцев, являвшихся основными менторами Де Голля и снабжавших его средствами, Франсуа Квилиси, главный редакционный «топор» генерала, открыл серию статей с несправедливыми нападками на Рузвельта и американцев, и это уже к сентябрю вынуждало редакторов «Пур ла виктуар» слать в Лондон протестующие телеграммы. Отношения между этими двумя изданиями антивишийского толка достигли предела через шесть недель после высадки в Северной Африке, когда Квилиси напечатал передовую статью в «Марсельезе», где резко заявил: «С точки зрения не нашего эфемерного поколения, а истории, оккупация нашими американскими друзьями земли, стоившей нам так много крови, наносит нашей стране удар более ощутимый, чем оккупация французских департаментов гитлеровцами, поскольку это удар по чести страны». Гнусность этого утверждения побудила нью-йоркских редакторов «Пур ла виктуар» телеграфировать в «Марсельезу» в Лондон с сообщением об отказе печатать их передовицу. Они одновременно потребовали у Адриена Тиксье, представителя Де Голля в Вашингтоне, телеграфировать протест самому генералу в Лондон. Ответ пришел однозначный: Квилиси пользуется полным доверием Де Голля. Так пришел конец недолгому сотрудничеству «Пур ла виктуар» с «Марсельезой».