советы Либкнехту, первое от 4 февраля 1878 г. начиналось так: «Мы самым решительным образом стоим за турок, и притом по двум причинам: во-первых, потому, что мы изучали турецкого крестьянина, то есть турецкую народную массу, и убедились, что она самая дельная и самая нравственная представительница крестьянства в Европе; во-вторых, потому, что поражение русских очень ускорит социальный переворот — данные для него имеются в огромном количестве. И благодаря этому наступит поворот во всей Европе». За три месяца до того Маркс писал Зорге: «Этот кризис является новым поворотным пунктом европейской истории. Я изучал русские условия по неофициальным и официальным первоисточникам (последние доступны только немногим лицам и были получены мною через моих петербургских друзей). Россия давно стоит на пороге революции; все элементы для этого налицо. Бравые турки на несколько лет ускорили этот взрыв, расколотив не только русскую армию и русские финансы, но и командующую армией династию (царь, наследник и шесть других Романовых). Глупости, которые делают теперь русские студенты, только симптом и сами по себе никакой цены не имеют. Но все же это симптом. Все слои русского общества находятся теперь в состоянии экономического, морального и интеллектуального разложения». Эти наблюдения оказались совершенно правильными; но Маркс, как часто с ним бывало при его революционном нетерпении, забывал о продолжительности пути, по которому шли события.

Первоначальные поражения русских сменились успехами их. Маркс приписывал эти успехи тайной поддержке Бисмарка, измене Англии и Австрии и, наконец, ставил их в вину самим туркам: им следовало низвергнуть путем революции в Константинополе старый режим сераля, который являлся лучшим оплотом царя. Народ, который в такие моменты величайшего кризиса не выступает революционно, погибший народ.

Русско-турецкая война закончилась, таким образом, не европейской революцией, а конгрессом дипломатов; он заседал в том же самом месте и в то же самое время, где и когда германская социал-демократия претерпела, как казалось, удар, грозивший сокрушить ее.

Утренняя заря

И все же на мировом горизонте занималась новая заря. Закон о социалистах, которым Бисмарк хотел сокрушить германскую социал-демократию, на самом деле привел к тому, что для нее началась эпоха героизма; и вместе с тем исчезли все трения, которые происходили между нею и двумя лондонскими старцами.

Но этому предшествовала еще последняя борьба. Германская партия с достоинством выдержала травлю и выборы, происходившие после покушений летом 1878 г. Но, готовясь к грозящему удару, она недостаточно понимала, с какой ожесточенной ненавистью ей придется столкнуться. Едва только закон вступил в силу, как немедленно были забыты все обещания «лояльно» применять его, которыми представители правительства старались успокоить сомнения рейхстага; все учреждения партии были разгромлены так беспощадно, что сотни людей были выброшены на улицу. Несколько недель спустя на весь Берлин и окрестности было распространено так называемое малое осадное положение, в явном противоречии с текстом закона, и около шестидесяти отцов семейств были высланы из Берлина, что лишило их не только хлеба, но и родины.

Уже одно это вызвало вполне понятное и почти неизбежное замешательство. Если генеральный совет Интернационала жаловался после падения Коммуны, что забота о беглецах Коммуны мешала целыми месяцами ходу его текущих работ, то задача руководителей германской партии была еще более трудная вследствие полицейских стеснений на каждом шагу, а также ввиду ужасного экономического кризиса. Правда, что эта буря отделила зерна от плевел; много буржуазных элементов, которые за последние годы до того притекли в партию, оказались ненадежными; кроме того, некоторые вожди не оправдали себя, а другие, даже из более деятельных, пали духом под тяжкими ударами реакции и боялись еще более раздразнить врагов энергичным сопротивлением.

Все это приносило мало отрады Марксу и Энгельсу, причем они, несомненно, недооценивали затруднений, которые приходилось преодолевать. Но они вполне основательно критиковали даже поведение социал-демократической фракции рейхстага, которая после выборов 1878 г. состояла из девяти человек. Один из этих депутатов, Маркс Кайзер, признал допустимым высказаться при обсуждении нового таможенного тарифа за повышение таможенных ставок на железо, что должно было произвести весьма тягостное впечатление. Все прекрасно понимали, что целью нового таможенного тарифа было давать имперскому казначейству на несколько сот миллионов в год больше, защитить этим поземельную ренту крупных сельских хозяев от американской конкуренции и дать возможность крупной промышленности залечить раны, которые она сама себе нанесла в опьянении эпохи грюндерства. Известно было, наконец, что даже закон о социалистах был издан для того, чтобы сломать сопротивление масс против грозившего им локаута.

Когда Бебель хотел оправдать поведение Кайзера его усердным изучением пошлин на железо, Энгельс ответил ему кратко и сильно: «Если бы это изучение стоило хоть грош, оно показало бы ему, что в Германии имеются два завода — дортмундский „Унион“ и завод Кёнига и Лаура, из которых каждый может вполне удовлетворить потребностям внутреннего рынка; кроме того, имеется ряд более мелких заводов, так что устанавливать покровительственные пошлины — бессмыслица, и помочь делу может только завоевание внешнего рынка. Значит, одно из двух — или свободная торговля, или банкротство. Самим железозаводчикам покровительственные пошлины могут быть желательны только в том случае, если они образуют трест, чтобы устанавливать на внутреннем рынке монопольные цены и сбывать избыток продуктов за бесценок за границу, как это уже делают и теперь в значительном размере. В интересах этого треста, этого монопольного заговора и говорил Кайзер, а голосуя за таможенную пошлину на железо, также и голосовал за него». Когда и Карл Гирш довольно резко раскритиковал тактику Кайзера в газете «Лантерн», фракции пришла в голову несчастная мысль разобидеться ввиду того, что Кайзер говорил с ее одобрения. Этим она окончательно испортила свое дело в глазах Маркса и Энгельса. «Они настолько впали в парламентский кретинизм, что считают себя стоящими выше критики и считают критику чуть ли не за оскорбление величества», — говорил Маркс.

Карл Гирш был молодой писатель, выдвинувшийся как заместитель редактора «Народного государства» во время долголетнего заключения в крепости Либкнехта. Потом он поселился в Париже, но затем был выслан оттуда после издания германского исключительного закона. Тогда он сделал то, что следовало с самого начала сделать вождям германской партии: он стал издавать с середины декабря 1878 г. в г. Бреда в Бельгии еженедельную газетку формата и стиля «Лантерн» Рошфора и под тем же заглавием. Благодаря ее формату газету удобно было пересылать в Германию в простых почтовых конвертах, и там она сделалась центром информации и поддержки социал-демократического движения. Намерения Гирша были самые лучшие, и в принципиальном отношении он мыслил очень ясно; но избранная им форма краткой, остроумно отточенной