я вас в спальню, в спальню… — подобострастно суетился Иванов.

Двадцать взрослых мужчин и двух подростков посадили в подвал, а остальных погнали в крепость. Иванов пошел с казаками на деревню — указывать семьи партизан. Пока граф дремал, Иванов привел еще двадцать пять человек.

Адъютант доложил об этом Тернову.

Толпа женщин и детей стояла у дома, посылая проклятия Иванову:

— Палач…

— Предатель…

— Кровосос…

Плакали, просили графа и офицеров не верить поклепу Иванова.

— Корнет, приступайте, — сказал Тернов.

— В полевой суд сопроводить их, господин капитан?

— Ку-у-уда?.. В полевой?.. Ха-ха! — выругался Тернов. — Расстрелять, а потом разобрать.

— Слушаюсь!

Вызвали двадцать два человека.

— Эх, будет вам за нас! — крикнул один матрос-партизан.

Всех выстроили в ряд у белого домика, на краю шоссейной дороги. Напротив поставили два пулемета.

— Эй, большевики, проси у бога прощения!

Шурка Ольшевский, выхоленный, как поросенок, толстый гимназист со стеклянным глазом, подошел к мальчику, сыну партизана, рванул рукой за воротник рубахи:

— Чего ревешь, стервенок? Пойдешь в землю — там отца найдешь. Он там живет… под землей.

Крупные слезы катились по щекам парнишки. Он, заикаясь, проговорил:

— Я не виновен…

Ольшевский погладил парнишку по волосам и хитро скосил единственный глаз.

— Как тебя зовут, большевичок?

Тот поднял залитые слезами глаза.

— Вася меня зовут. Пустите, дядя…

— Не плачь, дурак, я же тебя к отцу отправлю.

Гимназист отступил на шаг и выстрелил из браунинга прямо в лоб парнишки.

Сдерживаемая цепью кубанцев, ахнула и закачалась толпа женщин:

— Детоубийцы!..

Матрос из группы смертников ринулся со связанными руками на гимназиста, но тот вторым выстрелом свалил и его.

Корнет, крутясь на коне, подал команду:

— Пулеметы, огонь по большевикам!

Сразу ударили два пулемета. Люди падали в сторону, вперед, назад, приседали, распластывались на земле. Безумно рыдали женщины, видевшие расстрел своих мужей, сыновей, братьев…

Тернов сидел на рыжей лошади и смотрел в бинокль.

— Браво, молодцы! Почин есть, — шпоря лошадь, сказал граф.

Проскакал поле, подъехал к толпе женщин.

— Чего орете? — направил он лошадь на толпу.

Женщины расступились перед храпящей конской мордой.

— Разогнать! — взвизгнул граф. — А ежели на тот свет тоже захотели, отправлю и вас…

Казаки разогнали толпу женщин.

2

В Аджимушкае Ковров произвел проверку партизан, оставшихся в каменоломнях, и отобрал около сотни человек, еще способных к бою. Он видел, что вести борьбу этими силами почти невозможно, но знал, что ни один из отобранных бойцов не выпустит оружия из своих рук до последней, смертной минуты. Однако принимать бой с превосходящими силами белогвардейцев бессмысленно. Основной задачей Коврова теперь было — сберечь людей и вывести остаток отряда из подземелья.

Лишь окончил Ковров проверку людей и оружия, как прибежали часовые и доложили, что белогвардейцы спускаются в глубь каменоломен. С полным спокойствием Ковров приказал партизанам подняться по разным галереям навстречу наступающему врагу.

Три небольшие группки партизан засели за темными выступами галерей. Когда цепочки белых подошли на близкое расстояние, партизаны дали два дружных залпа и с гиком бросились навстречу. Белые сразу же смешались, побросали факелы, винтовки и побежали, прыгая, как зайцы. Никто из них не ожидал удара и не видел, откуда он был направлен, но зато они убедились, что недра подземелий еще таят достаточно сильную угрозу.

Партизаны взяли десятка три хороших винтовок и два пулемета системы «Льюис». Белые оставили несколько убитых и раненых.

…Бойцы сошлись в одном из дальних туннелей. Казалось, темой их разговора была не эта маленькая победа, а какое-то большое выигранное сражение, которое обещало им теперь беспрепятственный выход на волю. Этот маленький успех ободрил и возродил в людях новые надежды.

Чернобородый партизан, похожий на цыгана, сидел в стороне от всех, положив руку на пулемет и любовно заглядывая в дуло. Пулемет был уже начищен его заботливыми руками, и теперь пулеметчик, казалось, ревностно следил, чтобы ни одна пылинка не села на вороненую сталь. Улыбаясь, он что-то бормотал себе под нос.

— Петька, это наше счастье и спасение у тебя в руках.

— А пока, ребята, штаны на заду не держатся. Похудали все, — отозвался сумрачный бас.

Заговорили о предстоящих боях, о том, что еще можно было бы долго отсиживаться в каменоломнях и держать белый тыл на уздечке, высказывали планы вылазок за провиантом, разведок, внезапных стычек и новых походов.

Подошел Ковров:

— О чем, ребята, спорите?

— О том, что опять пшеница кончается. Есть нечего.

— А я думал, — улыбнулся Ковров, — о девчатах.

— Тоже не мешало бы, — весело чмокнул кто-то.

— Ишь жеребец, — ответил другой. — Куда там, не до девок! Вот песню бы затянуть…

— Ладно, ребята, будет время — споем. — Ковров заговорил о том, что сейчас, как никогда, сгустилась опасность, что белые пока только щупают, пробуют пройти под землю, но скоро непременно предпримут серьезную атаку. — Они знают, что партизан мало, и решат задавить нас численностью. Нужно быть начеку. Малейшее упущение — и все может погибнуть.

Ковров, обойдя партизан, направился в туннель, который по какой-то случайности не был взорван. Он остановился около постовых, поговорил с ними, потом тихо пошел к выходу из каменоломен. Оттуда могучей струей шел свежий воздух, там был простор…

Вдруг перед Ковровым возникли люди с кирками и лопатами. Слышались выкрики, распоряжения. Тонкий офицер верхом на рыжей лошади размахивал плеткой, поднимался на стременах, кричал… но слова его относил ветер.

Мимо отверстия, в которое смотрел Ковров, совсем близко проехало несколько подвод. Возчики щелкали кнутами, вокруг шли солдаты с примкнутыми штыками, орали на них, взмахивали прикладами, указывали:

— Сюда, сюда правь!..

Подводы были перегружены огромными стеклянными бутылями в плетеных корзинах. Ковров сразу вспомнил, что видел точно такие, когда работал па заводе.

В них содержались серная и соляная кислоты. Эта мысль холодом прошла по его спине. Ведь еще до выступления Колдобы подпольщики из города доносили в штаб отряда, что какой-то белогвардейский инженер предлагал отравить воздух в каменоломнях, залив заходы серной и соляной кислотами. Видимо, белые решили использовать новый, чудовищный метод борьбы с партизанами.

Когда толпа землекопов и солдат приблизилась к заходу, Ковров отступил в глубокую тень и наблюдал оттуда. Среди землекопов опознал немало знакомых крестьян, рыбаков. Он ясно видел их лица, потные и пасмурные. Солдаты, держа штыки наготове, крутой матерщиной гнали их вплотную к отверстиям — копать землю и рубить камень.

Ковров спустился к часовым и отдал приказ всем партизанам уйти вглубь, в самые дальние туннели. Оставлены были только малочисленные дозоры.

А наверху стучали топоры, звенели кирки. Плотники сбивали длинные желоба из досок и опускали их в отверстия заходов. Отовсюду тянулись обозы с бочками воды.