В первые месяцы 1955 г., когда враждебные дебаты были в самом разгаре, Элен в своей мастерской на площади Святого Марка сформулировала собственные тезисы относительно новой живописи. Она намеревалась впоследствии опубликовать их в ArtNews. Ранее ее статьи для этого журнала посвящались конкретным художникам и их работам; время от времени де Кунинг писала также рецензии на книги. Хотя некоторые из ее статей и обзоров были действительно важными и многие сохраняли актуальность довольно долгое время, отнести их к категории искусствоведения было бы слишком смелым шагом. Но текст, который Элен написала в продолжение дискуссии о «недостаточно чистой» живописи, вне всяких сомнений, был работой по теории искусства. То есть он относился к той области знаний, в которой до этого рисковали высказываться только высокообразованные интеллектуалы мужского пола. Впрочем, несмотря на то что ее образование ограничивалось средней школой, Элен чувствовала себя на этой территории вполне комфортно. Она жила среди людей искусства, говорила о нем, занималась творчеством и писала обо всех его проявлениях вот уже почти 20 лет. Мало кто лучше нее мог разобраться в теории искусства, но Элен до сих пор не затрагивала эту область, возможно, потому, что любой материал, который она публиковала прежде, был тем или иным образом непосредственно связан с Биллом. Если бы художница посвятила свою статью новому искусству, то ее сочли бы рупором мужа. Ведь Виллем, как и Элен, в какой-то момент отклонился от чистого абстракционизма в сторону фигуративности. Теперь же, говоря исключительно от своего имени, женщина получила полную свободу и в результате написала большую статью на семь страниц под названием «Предмет живописи: что, как или кто?» Автор опровергала манифест Клема Гринберга, высмеивала кликушество абстракционистов-пуристов и, удачно сочетая эрудицию и юмор, обосновывала свежее направление для развития искусства[2245].

Элен, в частности, утверждала, что военных и послевоенных проблем, которые в свое время привели к появлению нефигуративного абстракционизма, больше не существовало. Тем, кто упорно цеплялся за мысль, что авангардным может быть только чистый абстракционизм, де Кунинг указывала на огромное множество подражателей, которые отлично освоили этот стиль и в итоге свели абстрактную революцию художников к банальной традиционности. Она писала:

По словам Элен, в настоящем искусстве отражается его творец в конкретном времени и месте. По самой своей природе оно должно быть способным адаптироваться и меняться со временем. Де Кунинг заявляла:

Том Гесс опубликовал статью Элен в апрельском номере ArtNews за 1955 г., спровоцировав тем самым новые вечера горячих дебатов в «Клубе» и еще больше углубив пропасть между двумя враждующими лагерями. Напряжение усилилось отчасти именно потому, что текст де Кунинг появился в столь влиятельном источнике[2248]. Когда Билл впервые выставил своих «Женщин» в галерее Джениса, художественное сообщество испытало шок не только из-за увиденного на холстах, но и — в не меньшей мере — из-за того, кто именно написал эту серию. Ветеран «Уолдорфа», «Клуба» и войны за чистоту абстрактной живописи вернулся к распознаваемому образу, даже к человеческой фигуре. Статью Элен восприняли схожим образом. Ее тоже всегда считали преданным и закаленным бойцом за авангардное искусство. И хотя ее собственная живопись уже давно шла своим независимым путем, написанные ею слова до сих пор использовались в основном для помощи коллегам, чьи произведения были настолько новыми, что для их понимания требовался кто-то вроде переводчика. Теперь же Элен весьма решительно и настойчиво предлагала этим художникам признать: идея, за которую они сражались, стала неуместной. Если ее коллеги не готовы опять исследовать свои возможности, дабы найти новое видение искусства, то они уподобятся старым воинам канувшего в Лету мира, которые вновь и вновь напоминают о днях былой славы публике, давно уставшей от их героических рассказов.

Статья Элен также показала всем: художница действительно оторвалась от Билла. Вспомним ее фразу: «Если мастер не мечтает в корне изменить все искусство, то ему никогда не преодолеть своей любви к художнику, который первым вдохновил его». В этом утверждении невозможно не увидеть декларации независимости от супруга и наставника. Элен нашла новый дом в группе людей, которые были ей ближе в эстетическом и социальном плане, — среди представителей второго поколения и их друзей-поэтов. В тот момент наиболее тесно она общалась с одной представительницей этого кружка — с Джоан.

В жизни Джоан тоже наступил переломный момент. Она выжила после летнего безумия на «Босси Фарм», «Красного дома», попытки самоубийства и урагана «Кэрол» — в отличие от ее любимого пуделя. Беднягу Жоржа сбила машина на Лонг-Айленде[2249]. Воспоминания Джоан о нем были настолько болезненными, что однажды она обнаружила себя рисующей песика в письме к Майку. Женщина яростно перечеркнула набросок и торопливо нацарапала: «Просто не могу его рисовать». В конце августа Джоан пришлось вернуться в Чикаго из-за серьезной болезни отца[2250]. Праздники в декабре 1954 г. она провела с семьей, в атмосфере опасений по поводу здоровья Джимми: в его состоянии особо позитивных сдвигов не наблюдалось[2251].