— А что они там делали? — спросил собеседник у Элен.

— Угадайте с трех раз! Я имею в виду… Ну, кажется… это было что-то интересное. — И Джоан вышла к остальным гостям и объявила об этом во всеуслышание.

— И что сделала компания?

— Да все просто пожали плечами и продолжили пить да болтать. Ну и приговаривать что-то вроде: «Джоан опять в своем духе»… Никто не был шокирован, — рассказала Элен. — Я имею в виду, что Джоан просто опять постаралась вытащить интимные вопросы на всеобщее обозрение, она вечно так делала[2275].

Лесюёр вспоминал: «Единственным разговором, который Джоан считала достойным поддержания, были беседы с высоким потенциалом тревожности»[2276]. Однако все это относилось только к ней пьяной. Трезвая Митчелл отлично знала: если она не изменит свою жизнь, то ей суждено опять опуститься в черную дыру ненависти к себе, из которой она совсем недавно с таким трудом выбралась. «Гарантий тут никаких, и никто не деструктивен больше меня самой», — сказала она о своей жизни в тот год. Джоан пояснила свою мысль:

Эдрита Фрид настаивала на том, что Джоан нужно уехать из города. Так художница смогла бы убежать от Майка и от человека, которым она сама стала за то время, пока их связывали романтические отношения. Джоан подумывала об Аляске, но Фрид посоветовала ей попросить у матери денег и отправиться во Францию[2278]. У Митчелл было там много друзей, но она, как ни удивительно, почему-то очень не хотела ехать в Париж одна. Поэтому Джоан предложила потратить часть подаренных мамой денег на оплату дороги Элен, если та согласится поехать с ней. Однако Элен отказалась, так как время было неподходящим[2279]. Тома Гесса только что назначили главным редактором ArtNews. Острая дискуссия, в инициировании которой она сыграла не последнюю роль, меняла мир искусства. Том был полон решимости, управляя журналом, идти в ногу с новыми веяниями, и Элен не могла его сейчас бросить[2280]. А еще Гесс подумывал об организации выставки работ художников молодого поколения, в которой Элен собиралась принять участие[2281]. Так что Джоан пришлось ехать одной.

В конце мая накануне отъезда Джоан Хелен устроила у себя в квартире прощальную вечеринку[2282]. Джоан не собиралась отсутствовать долго — ровно столько, сколько потребуется, чтобы создать достаточное пространство между собой и Майком. По достижении этого неуловимого состояния эмоциональной независимости она должна была определиться с дальнейшим курсом действий. Но все пошло не по плану. «Летом 1955 года я уехала в Париж, чтобы удрать от личных проблем, — вспоминала она потом. — И, по своему обыкновению, только создала себе новые»[2283]. Во Франции жизнь Джоан запуталась еще сильнее.

Пейзаж из затопленных линкоров, который Джоан видела вдоль побережья, приехав во Францию семь лет назад, исчез. Разрушенные здания были отремонтированы или заменены новыми, а печальные прежде французы воспрянули духом. Весна 1955 г. в Париже была такой же потрясающей, как до войны. Тогда писатели, философы и художники заполняли знаменитые парижские кафе и вносили свою лепту в их особую атмосферу с оживленными беседами и сильными ароматами кофе и сигаретного дыма. Война началась и закончилась, и Париж выжил. Однако для художников этого великого города кое-что изменилось, и весьма существенно. Теперь они творили, постоянно оглядываясь на коллег из Нью-Йорка. Ведь отныне именно те играли первую скрипку в авангардном искусстве. В месяц приезда Джоан в Парижском музее современного искусства прошла большая выставка, организованная его американским собратом. Она называлась «Пятьдесят лет американского искусства»[2284]. Раньше отдельные представители Нью-Йоркской школы уже выставлялись в этом городе. Но на новой обзорной экспозиции на суд европейцев впервые было представлено более 100 полотен и 22 скульптуры. Она давала весьма четкую картину современного американского искусства и того, в каком направлении оно двигалось[2285]. В экспозицию входила и работа Грейс «Река. Купальщицы»[2286]. «Передай Грейс: несколько человек очень высоко оценили ее полотно, и я с гордостью говорю всем, что мы с ней друзья», — написала Джоан Майку, который в тот момент с головой погрузился в бурные, хотя и дружеские, отношения с Хартиган[2287].