специализироваться на историю зарубежной философии.

Миша был начитанным, многоговорящим мальчиком, даже в бытовой жизни, вне факультета говорил заумно, категориями, гегелеобраз-ными фразами со многими причастными оборотами. Миша жаловался-хвастался, что с определенного момента, начитавшись философской литературы, он перестал читать художественную. Даже Толстой, даже Достоевский чрезмерно многословны.

— Между мыслями так много ненужных слов, мельтешение каких-то персонажей, не могу читать, жидко.

Так вышло[32], что я вытеснил его из аспирантуры, и он распределился в Ленинку. Говорил, что доволен, имеет доступ к любым книгам и никакой другой работы. На меня не обижался.

В начале семидесятых остро увлекся проблемами иудаизма, историей еврейского народа.

— Так уезжай, Миша!

— Нет, не уеду никогда. У меня здесь дел больше, чем жизни.

Ищу на «Яндексе» — нету. Надеюсь, что уехал.

Виталик Дудкин был красив мужской красотой. Мне очень нравилось, что во время выступления на семинаре, в самом забойном моменте, он лихо одним ковбойским движением срывал с лица очки, очень сильный аргумент, я взял на вооружение.

Ни о ком другом, кроме Резутина, не говорили так настойчиво, что, мол, стукач, как о нем. Кто-то дал ему мой адрес, когда он уезжал в Америку, и он завязал переписку. В одном из писем попросил моей защиты: в том месте, где он поселился, пошел слух, что он стукач. Я ответил ему, что Солженицын писал, что у него особый нюх на стукачей, сколько их к нему подбиралось, он издалека чувствовал (а другие люди с лагерным прошлым насмешливо комментировали, что пусть не свистит, среди его самых близких друзей были стукачи), но у меня ничего подобного, такого нюха отродясь нет. Никого в жизни сам не подозревал.

Однако если поставить вопрос по-другому: объявлены списки стукачей. Какому имени я бы в наибольшей степени удивился (не удивился)?

Вот тогда в любом настроении его имя я включил бы в первую пятерку.

Он больше не писал.

В «Яндексе» он есть. Но кто-то сказал, что в жизни — нет. Что убили.

Самый знаменитый, заслуженный философ нашего поколения, Валерий ПОДОРОГА.

Помню его худеньким, робким юношей, мне казалось, что он хочет, чтобы мы приняли его в свою авторитетную компанию. Как сказал знаменитый актер Василий Ливанов, на свете много хороших людей. Но зачем они нам.

Мы были самодостаточны.

Встречаю имя всемирно знаменитого Подороги у Мотрашиловой, у Жолковского, у Гениса. Невнятные идеи, неубедительные цитаты. Сам не читал. Все как-то другим занят, времени нет. «Феноменология тела» — это что? Философское предисловие для учебника сельских лекарей? Молодец, что завершил.

Я свою «Физику духа» только задумал, только страниц пятьдесят написал, но видно, что смотрим в разные стороны.

Однако приведу здесь крохотный и уже опубликованный кусочек, с которого я начал. А вдруг кому-нибудь да западет в душу.

ФИЗИЧЕСКИЕ И ДУХОВНЫЕ МАССЫ

Мир внешний, природный доступен органам ощущения, виден простому глазу.

Он многоцветен, радужен, населен массами плотными, неподвижными. Царство внешней инерции. Пока не применишь постороннюю силу, физическую массу с места не сдвинешь, а движущуюся — не остановишь.

Откуда только взять эту внешнюю силу?

Физические тела энергичны по-разному, и одна энергия может перейти в другую.

Физические массы изобразимы и представимы в математических расчетах безразмерными точками.

Иное дело мир внутренний, духовный. Он не ощутим.

Людям не даны окуляры духовного видения.

Если бы человек реально мог ощущать, супервидеть духовное, привычный мир обесцветился бы. Но больше, гораздо больше того, внешний мир перестал бы быть единственным и самодостаточным, но стал бы лишь привычным фоном, на котором разворачиваются драмы отношений масс духовных.

Массы духовные (интеллектуально-духовные) — не плотны, не неподвижны.

Даже в случае видимости покоя их остановка мнимая.

Духовные массы заряжены собственной, внутренней, непревратимой энергией — устремлениями, интенциями.

Духовные тела не представимы математическими точками, но в простейшем случае — векторами. Каждая из масс — одновременно несколькими векторами.

Так же, как и массы физические, духовно-интеллектуальные количественно различаются, у каждого индивида собственная мера духовного потенциала.

Духовные массы могут быть подобны другим, но невозможны духовные массы с абсолютно одинаковыми интеллектуальными потенциалами.

Неисчерпаема тема «Разности интеллектуальных (духовных) потенциалов».

Определяющее отличие физического и духовного миров:

В мире физических масс господствует Всемирного Тяготения Закон (см. энциклопедию).

Согласно этому природному императиву, естественные массы взаимно тяготеют к общему для них центру, в конечном счете друг к другу, внешним образом неотвратимо устремлены к слиянию. Массы духовные действуют прямо противоположно физическим. Взамен внешней центростремительной интенции физических масс, стремление к взаимоотторжению, вплоть до противоборства масс духовных.

Основной закон духовного мира может быть сформулирован так:

Духовные массы взаимоотвергают друг друга.

Процесс взаимоотталкивания духовных тел драматичен.

Драма же может стать мерой взаимоотторжения духовностей[33].

Массы физические притягиваются тем заметнее, чем ближе располагаются.

Аналогично: духовная близость усиливает драматизм взаимоотторжения.

Взимоотвержение духовно слитых тел измеряется в трагедиях. (Для тяготеющих к математическим выкладкам добавим: накал и частота духовных трагедий возрастают до эпических форм пропорционально степени близости и величинам духовных масс.)

Следующая тема: «Векторы отторжения духовных масс». Духовная масса стремится вовне, к одиночеству.

Которое бесплодно.

Внетелесный дух, подчиняясь основному закону своего существования, стремится раствориться в космосе, не оставляя следов и наследников.

Однако человеческий дух обречен сосуществовать с физической составляющей личности. В этом суть и первопричина трагедии духовного существования человека.

Телесная составляющая человека подчинена ньютоновской механике, что проявляется в физико-биологическом стремлении организма к стадности, к коллективизму.

А это в принципе, по определению ограничивает и связывает дух, лишает его центробежной подвижности.

Роль телесной стороны личности — привить духу навыки солидарности, уберечь его от свободного устремления вовне.

Успех тела, втягивание личности в некую социальную общность есть одновременно закабаление духа.

И каждое состоявшееся взаимопритягивание, объединение в физическом смысле — социальный факт.

Таким образом, социальное проявляется в формах противоестественного для духа привязывания, стреноживания духа, обобществление его в некий прайд.

Социальное есть зримое (и в этом смысле физическое) проявление закабаления духа, надевания на него оков и вериг.

Любое социальное объединение есть разновидность, способ за-неволевания духа.

Любовь — вид улавливания духа направлением его на удовлетворение телесных, эротических радостей (по глубине бездуховности, антидуховности ужасна историческая роль искусства в представлении этой связи как исключительно и высокодуховной). Дружба — мираж единомыслия, бескорыстной, а следовательно, духовной близости — иной вид социальных наручников. (Выражения: «наручники», «намордник» — очевидно, неудачны. Аналогичные: «надушник» «наинтеллектник» — непривычно).

Семья — генетические узы…

Партия — единство социополитического дела…

Национальность — сковывание духовных устремлений единством и кровью.

Государство — остроумное удерживание духа сложной и потому заманчивой для беспокойного разума идеей патриотизма