Персоналии с большим духовным потенциалом — «демонические натуры»!

Их, без роду и племени, без семьи и друзей, космополитов, все эти оковы удерживают в меньшей степени, что отчетливо подтверждается статистикой.

Однако и для большинства из них находятся тонкие, почти неощутимые цепи и сети. Духовные одиночки попадают в социальные кланы, образованные по сугубо «духовной» составляющей. Принцип духовного соратничества оказывается непреодолимым и образующим коллективы в науке, в религии, в искусстве… Видимая первичность духовных интересов, система ценностей, в основе которой результаты интеллектуальной деятельности, — самый тонкий и непреодолимый способ стреноживания интеллектуально духовной массы.

Подлинно свободный дух постигает суетность любых форм человеческих общений, познания во всех его заманчивых лабиринтах и коллективного вероисповедания.

Судя по приводимым адептами цитатам, Подорога утверждает, что советская, что ли, власть лишала человека тела. Не могу взять в толк, что бы это значило. Десяткам тысяч и до миллионов, кто был, сидел на Лубянке, тело определенно было выдано, для того хотя бы, чтобы из него душу трясти.

Конечно, надо написать о тех, кто был раньше, кто пришел после нас. Но это будет поминальник, список имен в разной степени дорогих мне. Кое о ком я могу нечто написать, но пропускать при этом их друзей как-то неловко.

Ладно! Пусть будет поминальник, несколько человек назову. Женю Сидоренко и Валеру Локтионова я уже называл. Юра Гладких.

Умер давно, жалко. Они вместе с Войшвилло очень похожи, невысокие, с огромными лысыми головами, да и со мной третьим смотрелись хорошо.

Юра создал в Ростове свою школу логиков. Много кандидатов и даже докторов. В этом смысле его сравнивали со мной (меня с ним. Он первый начал). У меня тоже в Томске своя школа, а кандидатов и докторов еще больше.

Люба Боброва. Близко дружили, да кончилось давно. Последний раз Люся в Москве с ней виделась.

Валя Карпович, Рудик Геккер, Сема Коплан в следующем за нами потоке.

Галя Гриненко, Зина Сокулер — еще моложе, обе в «Яндексе». С весьма лестными характеристиками. Постарели красавицы.

Наташа Абрамян.

О каждом много могу рассказать.

Потом.

Моя группа

Сидим мы с Валерием Сергеевичем Меськовым на бэкярде (заднем дворике) моего дома, два старика, он заметно помоложе, зато уже, в отличие от меня, многократно дедушка, мирно беседуем, вспоминаем молодость.

— Валерий Борисович[34], о чем ты таком говоришь? Какая к черту группа? Не было у нас никакой группы. Это все твои фантазии. Был ты и было несколько твоих друзей вокруг тебя, а группы, такой, как ты думаешь, никогда не было.

Самое забавное, что мне почти в тех же словах еще два человека из нашей группы то же самое говорили.

150 — цифра небольшая, но народу довольно много. Японцы, африканцы, ребята и девушки из своих среднеазиатских республик, остается человек сто.

Я напряженно всматривался в лица: кто из них будет моим другом? Кто врагом? Есть ли симпатичные девушки?

Если не большинство, то многие держали себя гоголем, грудь колесом, корчили из себя скрытых или непризнанных пока гениев. Поговорил с некоторыми такими — нет, не тянут.

Но не может же быть, чтобы вообще никого.

Должны быть умные, должны быть будущие светила, кто-то подходит мне в друзья. Все тот же Саша Н. учил меня: не торопись — месяц пройдет, и разберутся курочки к курочкам, петушки к петушкам. Но лично-то я не хотел попадать ни к курочкам, ни, тем более, к петухам.

И вправду, к первым семинарам многое прояснилось. Когда на первом в жизни семинаре начали вставать ребята, те, что прямо после школы, и стали бойко отвечать, с планом и цитатами, я почувствовал себя неуютно, я даже еще и не собирался заниматься. Ждал, что добрый дядя подойдет и скажет: пора!

Но каких-то знакомых я уже приобрел.

Логики начинали специализацию на втором курсе, на год раньше, чем все другие. Немудрено. Предметы самые сложные: у нас, гуманитариев, почти сплошная математика, ну, около математика, формулы, доказательства, исчисления. С историей КПСС не сравнить.

К моему изумлению, пришло специализироваться по логике тридцать человек, а старшие мне обещали, что не более пяти. И все же тридцать не сто пятьдесят, разобраться легче. Но стали разбегаться. Уже после первых двух недель человек пять ушли. К первой же сессии почти только свои постоянные и остались.

Саша ПЕТРОВ. Самые, самые молодые студенты моего курса были 1965 — 17 = 1948 года рождения, условно говоря, на восемь лет моложе меня. Это в лагере я был самым молодым политзаключенным, ну да мне и 17 полных не исполнилось, когда меня впервые арестовали.

Однако таких семнадцатилетних было совсем немного. Лучших из них, особенно москвичей, ссылали на вечернее, как я сказал.

А половина всех поступивших, а то и больше, приходилась на стажников и тех, кто после армии, ребята сорок второго — сорок пятого годов рождения. Я входил в треть наиболее старых, пожилых. Вот уж нечем гордиться.

Однако были ребята и постарше меня.

Я по этапам, тюрьмам, лагерям. Где они были, что так припозднились поступать в МГУ? У нескольких человек уже было высшее образование, одни это обстоятельство скрывали, другие им хвастались. Не заметил, чтобы им это помогало.

Многие старики учились трудно: перебиваясь с тройки на другую тройку, часто заваливали и не с первого раза пересдавали. Хотя, конечно, и это не закон. Единственный на курсе ленинский стипендиат Дима Силичев сдавал все только на «отл», а был на три года старше меня.

Вот и Саша Петров, единственный логик, который был старше меня, был 1937 года (уже ему под самые 70…). Хотя мы с ним были достаточно близки, спрашивать его мне было неловко, где он раньше был, где он раньше был, где его носило?

Ну хорошо бы, чтобы сильно амбициозен, но не было возможности.

Но он вовсе не выглядел глядящим в вожди. Он был молчалив, скромен, везде держался позади, за спинами и, в отличие от большинства других стариков, не был, да так и не стал членом КПСС.

Учился он, как и многие старые, неважно. Если не считать логических дисциплин, четверки доставались ему редко. Он еще только к столу экзаменатора подходил, только дрожащей рукой билет тянул, только отвечать начинал, как доцент уже видел, что он и тройке будет счастлив.

А оценки в наборе, раз «уд» хватит, зачем больше давать?

Часто, почти в каждой сессии хоть один предмет Саша заваливал.

Тут я, пожалуй, расскажу одну историю.