помогает сыну подняться по лестнице. Это представляло плачевное зрелище. Внезапно она увидела Присциллу. «Я была шокирована видом Присциллы. Ее портрет висел у лестницы… она была изображена в пол — оборота, сзади нее был Элвис… они были похожи как брат и сестра каждой чертой и даже выражением лица. Доктор Мейер устроил наверху передвижной госпиталь и дал Джойс необходимые инструкции, объяснив на всякий случай, как пользоваться кислородной подушкой.

«Я знал, что ты придешь, Джойс, — сказал Элвис, перед тем как уснуть. — Я знал, что ты не дашь мне пропасть».

Несколько дней она заботилась о нем, более чем когда — либо наслаждаясь близостью с ним. Они были в спальне Элвиса в окружении бархатных портьер и тяжелой мебели из черного дерева. Везде были разбросаны книги по религии и философии, она читала ему «Impersonal Life». Она чувствовала, что это было особенное время для них обоих, атмосфера иллюзии, смешанная с пласидилом, который оба продолжали принимать. Когда она уезжала, то робко попросила дать ей с собой таблеток в Вашингтон, так как они помогали заснуть.

Он вызвал ее обратно через две с лишним недели. Элвис представил ее своей бабушке и оставил их одних. Бабушка спросила, хочет ли Джойс иметь детей, и посоветовала «поспешить, женщина должна иметь много детей. Тогда, может быть, тебе повезет, и хоть один окажется достойным». Из этого Джойс заключила, что только Вернон был тем, кого бабушка считала достойным. Конечно, ведь у него родился Элвис. «Элвис был основной темой их разговора, потому что «он был человек, которого мы обе обожаем».

В те выходные он продолжал демонстрировать ей себя совсем с другой стороны. Это был фарс, испорченный только ее отношением к таблеткам, которые, казалось, влияют на все, что бы они ни делали. Она пыталась поговорить с ним об этом, но Элвис либо сердился, либо снисходительно отвечал ей, что он знает, что делает. «Почему бы тебе не переехать в Грэйс ленд?» — спросил он однажды ночью, когда они, лежа в постели, смотрели новости. Этот вопрос слишком ошеломил ее, чтобы на него ответить. «Просто подумай», — сказал он сухо, как будто боялся услышать мой ответ. На обратном пути в Вашингтон я пыталась убедить себя, что так даже лучше, так как я никогда бы не была для него единственной». Элвис вернулся в Калифорнию как раз к празднику Пасхи, который Присцилла и Джоан Эспозито торжественно отмечали с детьми. Некоторое время он провел дома, а затем они с Присциллой уехали в Лас — Вегас, отпраздновать свою четвертую годовщину. Большую часть времени Элвис проводил с друзьями и подружками в Палм — Спрингс, безудержно развлекаясь. Иногда он внезапно вскакивал на стол и начинал проповедовать в собственной манере; «Эй! Все вы ханжи и подонки! Попасть богатому в рай — это все равно что верблюду пролезть в игольное ушко!»

Присцилла что — то подозревала, но предпочла оставить все как есть. «Я чувствовала, что больше не могу достучаться до него. Он купил собственный имидж, и никто не мог поговорить с ним по душам; он только опозорил бы вас и всех вокруг. Мне все равно, кто бы что ни говорил, но я думаю, что в глубине души он хотел бы быть хорошим семьянином. Но он обслуживает слишком многих господ, слишком разбрасывается. У него много энергии, но он совсем не знает, что с ней делать. Конфликт мог возникнуть в любое время, ведь у него уже было все, чего он хотел. То же самое касалось женщин. Я думаю, он хотел есть свой пирог, как любой мужчина!»

Пока он был занят собой, Присцилла сосредоточилась на своем новом увлечении — карате. Элвис познакомил ее с Эдом Паркером, с которым он добросовестно занимался последние шесть месяцев. Присцилла начала заниматься три раза в неделю в его студии в Санта — Монике. Теперь ей было о чем поговорить с Элвисом. Эд порекомендовал им инструктора — корейца Кэнга Ри. Ри преподавал совсем иной вид карате — таеквондо, основанный на быстроте рук и ног.

В мае Элвис вернулся в студию Нэшвилла. В гримерную он явился в черном плаще и с тростью, отделанной бриллиантами и рубинами, с набалдашником в виде головы льва. На этот раз было ясно, какой альбом надо записать первым. Фелтон сделал в студии декорацию Рождества — под весело наряженной елкой стояли пустые коробки в ярких обертках. Ламара даже нарядили Санта — Клаусом, а Полковник прислал Элвису рождественскую открытку. На ней был изображен сам Полковник в костюме Санта — Клауса рядом со снеговиком. На открытке было пожелание Элвису удачи с особым рождественским альбомом с христианскими песнопениями, исполненными Элвисом, как может это сделать только он, в мае 1971 года. И подпись с оговоркой: «Твой товарищ и друг Полковник. Фотография не для продажи».

Несмотря на все украшения и праздничную атмосферу, Элвис не выглядел спокойным. Аранжировщик Гленн Сирин, новичок в Нэшвилле, который работал с ним в Мемфисе два года назад, увидел в нем огромную перемену. «Вместо того чтобы прийти в комнату звукозаписи, прослушать песни и, жуя чипсы, сказать «Давайте сделаем эту», Ламар просто приносил Элвису песню, и мы принимали ее и откладывали либо в сторону «сделаем», либо в сторону «не сделаем». Это было неприятно, мы слишком быстро записывали песни. Это было как «давайте побыстрее от этого отделаемся». Я начал жалеть Элвиса или даже сожалеть о нем, я не знаю, что вернее. Может, тогда я стал видеть его яснее, чем во время работы в Мемфисе. Но это было совсем не то, что я ожидал увидеть. Моя первая мысль была, что лучше бы мне заняться чем — нибудь другим».

Норберт Путнам тоже был удивлен и разочарован, так как дела шли все хуже. Недельная сессия была больше показухой, чем музыкальным сотрудничеством. Норберту очень не нравилась атмосфера в студии. Он заметил, что Элвису больше нравится рассказывать свои выдумки и хвастаться своим оружием, чем петь.

Трудно сказать, что именно было не так; что — то не ладилось уже в предыдущей июньской сессии, но теперь ситуация накалилась до предела, и это сказывалось даже на работе музыкантов. Им наскучила вся эта мишура. Они видели, что ни у кого нет никакой ответственности перед работой, поэтому в перерывах между песнями, которые сильно затягивались, они развлекались как могли. Они нашли пристанище у гитариста Джерри Шука Виннебаго (Шук не был занят в этой сессии). Он парковался за студией и всегда был во