Патимат прекрасно понимала, что далеко не каждый рискнет жениться на Тапус после того шума, который наделала в ауле история ее дерзкой, ее несчастливой любви.

…Когда-то и даже совсем не так давно у Тапус, как и у каждой девушки аула, был жених. Тапус, окончив торгово-кулинарную школу, работала в магазине. Жених ее учился на последнем курсе политехнического института.

Словом, все шло, как надо. Все складно. Все по-людски.

И надо же было случиться, чтобы в их аул приехали выступать молодые поэты.

Даже самые прозорливые не сразу догадались, почему Тапус вдруг стала получать в день по два-три письма, почему, взвешивая продукты, она глядит не на стрелку весов, а поверх нее, на дорогу, почему, наконец, она замучила библиотекаршу, требуя сборники стихов, к которым всегда была равнодушна.

Да, проглядели аульчане начало этой любви. А когда догадались, было уже поздно. С крыши на крышу передавалась волнующая весть: «Тапус сбежала с молодым поэтом… Помните, он еще читал стихи о любви и верности».

Но… не прошло и полгода, как Тапус вернулась домой. Одна. Никто не спрашивал, что случилось с ней, потому что все понимали: сердце ее теперь словно кровоточащая рана.

Говорят, с тех пор аульчане больше не приглашают к себе поэтов!

А библиотекарша, комплектующая книги, вообще не выписывает стихов!

А еще говорят, что жених Тапус все равно не отказался от нее. Он просил ее стать его женой и обещал никогда не напоминать о случившемся. Но Тапус будто бы ответила: «Нет, моя жизнь сломана. А ты достойный парень и найдешь себе достойную девушку».

С тех пор Тапус одиноко жила в маленьком домике своей покойной бабушки. После неудачного бегства из аула и не менее бесславного возвращения она не могла оставаться с родителями и поселилась одна в этом пустом доме.

Патимат, обеспокоенная ее судьбой, долго размышляла над тем, кого же выбрать ей в мужья, перебирала в памяти всех свободных мужчин аула, и наконец выбор ее пал на вдовца Арипа.

Этот скромный молчаливый человек, механик гаража, отец двоих маленьких дочерей, не так давно потерял жену: она погибла в автомобильной катастрофе.

Пока Патимат ломала голову над тем, как соединить этих двух одиноких, нуждающихся в тепле и ласке, но столь непохожих людей, жизнь сама подсказала выход.

Патимат встретила на улице дочь Арипа. И девочка исподлобья взглянула на старуху глазами своей покойной матери. У Патимат перевернулось сердце. Она взяла девочку за руку и повела ее в магазин, чтобы купить конфет.

А в магазине, как известно, за прилавком стояла Тапус.

Вводя девочку в магазин, Патимат еще не держала в голове никакого далеко идущего плана, кроме желания угостить ребенка конфетами.

Но в тот момент, когда Тапус бросила на весы несколько конфет, обернутых в прозрачные бумажки, ее участь, и участь этой девочки, и судьба ее отца уже были решены.

— Правда, красивая девочка? — сказала Патимат, одергивая ее мятое платьице.

— Красивая, — равнодушно согласилась Тапус.

— Разве ты ее не узнаешь? Это же дочь Арипа и покойной Аймисей.

— Да, вот теперь узнала. Золотая была женщина Аймисей, — сочувственно вздохнула Тапус и спросила без всякого умысла: — А что, он разве еще не женился?

— Разве такой солидный человек будет спешить в этом деле? — вопросом на вопрос ответила Патимат. И добавила невзначай:

— А ты что замуж не выходишь? Мыслимое ли дело в твои годы жить одной?

— Не берут, — отшутилась Тапус.

— Знаешь, доченька, что я тебе скажу. Не надо слишком высоко целиться. Метя в солнце, можно упустить звезду. Главное, чтобы мужчина не оказался ни подлецом, ни трусом. Все остальное зависит от женщины. Захочешь, испечешь булку, захочешь — пирог.

Из магазина они вышли вместе, потому что рабочий день кончился и пора было закрывать магазин.

А в голове Патимат уже разрабатывались мельчайшие детали ее плана.

— Зайду-ка я к тебе, Тапус. Хочу посмотреть, какой у тебя палас.

— Пойдемте, Патимат-ака. Так мне не хочется каждый вечер возвращаться домой. Даже магазин на час позже закрываю.

И во взгляде Тапус мелькнула такая тоска, что Патимат тут же подумала: «Надо скорее провернуть это дело. Всю тоску как рукой снимет».

— Разве так можно, — воскликнула Патимат. — Молодость надо сразу брать за рога. А то потом ухватишься за хвост, да не удержишь. Одиночество — страшная штука. Пусть вокруг тебя полно народу, это не спасает, если некому делить твою подушку.

— Но… Патимат-ака, разве я могу после того, что было, полюбить еще раз? — И Тапус посмотрела на старую женщину с горечью, сквозь которую, однако, просвечивала робкая надежда. И это не укрылось от острого взора Патимат.

— Вай, доченька! На этой грешной земле все бывает. Все возможно. Уж если я смогла выйти замуж, забыть о своей клятве, данной Магомеду Кади.

Но в самый волнующий момент разговора они подошли к дому Тапус, и хозяйка распахнула ворота, пропуская гостей.

В комнате Тапус усадила старшую гостью на диван, подложив ей под спину подушечку.

«Какая уважительная к старшим», — тут же отметила про себя Патимат. А младшую гостью Тапус усадила у телевизора, да еще положила ей на колени блюдце с очищенными орехами, что тоже не укрылось от внимания Патимат. «Вай, какая заботливая. Надо все сделать, чтобы эта птица не улетела прямо с ладони», — подумала она.

— …Так вот, — продолжала Патимат начатый разговор. — Похоронила я Магомеда Кади. Месяца два меня не могли оторвать от его могилы. Очаг не зажигала. Есть не ела. А потом… стала я замечать, что трава зеленеет, что птицы поют, что ребятишки смеются. И потянуло меня к людям. Но до любви было еще ох как далеко. О другом мужчине, который мог бы занять место моего Магомеда Кади, я не смела и помышлять. Не знала я тогда, что время излечивает все раны, даже самые кровоточащие. А излечившийся, обновленный человек не может жить как больной. Он жаждет жизни и счастья. Все началось с ликбеза. Это был первый ликбез в нашем ауле, а я его первая и сначала единственная ученица. Разместился он в доме моего отца, а я тогда жила с родителями Магомеда Кади. Пошла я в ликбез потому, что помнила слова моего незабвенного Магомеда: «Ласточка моя веселая, если бы я владел грамотой, я бы написал о нашей любви огромную книгу».

Вот я и подумала: «Научусь писать и сделаю за него то, о чем он мечтал».

Учителем у нас был совсем молодой парень: он мне в сыновья годился.

Первое время мы