— пальцы проделали в древесине четыре отверстия, если бы он не толкнул, рука так бы и висела, вцепившись в дверь.

Ли Ляньхуа шагнул в комнату — всё внутри было запятнано кровью, по полу тянулась кровавая полоса, словно что-то протащили, хаотичные брызги крови и клочки разорванной ткани приводили в ужас.

Фан Добин одной ногой ступил внутрь, но ещё не решил, делать ли шаг второй — открывшаяся глазам картина напугала его, на этот раз он взаправду побледнел, а не притворялся.

— Это… это…

Ли Ляньхуа присел на корточки и коснулся пола рукой, а потом медленно перевернул её — крови на пальцах не было. Хоть оторванная рука и не истлела, но следы крови на полу уже высохли.

— В детстве отец брал меня на охоту, — медленно вздохнув, хрипло произнёс Фан Добин, — и я видел следы того, как хищники пожирают людей. Это очень похоже. Тот дикий леопард… — Он вдруг запнулся и замолчал.

— И что дикий леопард? — не удержался от вопроса Лу Цзяньчи.

Фан Добин надолго застыл на месте.

— Леопард поймал пяти-шестилетнего ребёнка и съел под деревом, под тем большим деревом… везде была размазана кровь. Помню, лисы и волки бродили вокруг того места, в окрестности слетелось множество ворон, зрелище было и правда… и правда…

— Возможно, “призрак” этого постоялого двора и есть дикий зверь, пожирающий людей. — Ли Ляньхуа долго рассматривал следы крови на полу, затем перевёл взгляд на немногочисленные вещи, оставшиеся в комнате — пару свёртков да несколько платьев, и спустя некоторое время медленно проговорил: — Это уже не шутки, раз владелец оторванной руки сумел оставить в дверной раме вмятины от пальцев, он явно был из людей Улиня, и с неплохими боевыми навыками. Если даже такой человек не сумел уклониться, и ему оторвали наполненную силой руку — очевидно, это что-то очень опасное.

Услышав такие слова, Лу Цзяньчи больше не мог сдерживаться.

— Ли-сюн обладает выдающимся кругозором, друзья Ли Ляньхуа и правда незаурядные люди.

— А, — безразлично отозвался Ли Ляньхуа на его искренние похвалы. — Полагаю, история с мертвецами в постоялом дворе, возможно, тянулась довольно долго, они погибли не одновременно.

— Верно, — согласился Лу Цзяньчи, — высохший труп в той комнате явно умер уже давно, а вот рука рассталась с телом, боюсь, не раньше четырёх-пяти дней назад.

— Оторванная рука доказывает, что “призрак” продолжает убивать людей, — сказал Ли Ляньхуа, — а мы с вами зашли на постоялый двор уже давно, и боюсь… — Он вздохнул. — Уже давно попались на глаза “призраку”. Если он до сих пор убивает, то и нам не избежать гибели.

У Фан Добина мурашки по коже побежали.

— Он как будто способен убивать сквозь стены, к тому же, бесшумно, и обладает такой невероятной силой, что даже мастера, затмевающие других своими боевыми навыками, не могут ему противостоять — что же нам делать?

— Сбежим побыстрее и завтра придём*, — ответил Ли Ляньхуа. — Я боюсь призраков и боюсь смерти.

Перефразированная строка из 6й песни “Шицзина” “ПЕСНЬ О НЕВЕСТЕ (I, I, 6)”: “Персик прекрасен и нежен весной…”

В обычное время Фан Добин бы презрительно фыркнул на такие слова, но сейчас прекрасно понимал друга и радостно поддержал, Лу Цзяньчи тоже согласился, они втроём отступили из комнаты и двинулись той же дорогой к главным воротам постоялого двора.

— Вам не доводилось слышать историю? — вдруг заговорил Ли Ляньхуа. — Однажды ночью двое мужчин пошли выпить в одно заведение, провели за выпивкой немало времени, как хозяин сказал, что император Тай-цзун* несколько дней назад высочайше позволил Ян Юйхуань* умереть. Они высмеяли его, сказав, что с тех пор прошло уже несколько столетий, допили вино и вышли. А на следующий день один из них обнаружил, что такой лавки вовсе нет, а на том месте, где они вчера пили, одни развалины.

Тай-цзун — имя при рождении — Ли Шиминь (23 января 599 — 10 июля 649) — китайский император (с 627) династии Тан.

Ян Юйхуань — Ян-гуйфэй, одна из четырёх красавиц Древнего Китая, наложница императора Тай-цзуна. Во время восстания Ань Лушаня Сюань-цзун был вынужден бежать из столицы и, по настоянию охраны, велел задушить возлюбленную из-за обвинений в том, что её кузен-цзайсян (цзайсян/чэнсян — должность канцлера при императорском дворе) Ян Гочжун поддерживал повстанцев.

— Избитые слова, приевшаяся песня, — фыркнул Фан Добин. — И что с того? Призрака ночью встретили, подумаешь.

— Ужасно испугавшись, этот мужчина поспешил домой к своему приятелю, но нигде не мог его найти. Пришлось вернуться на дорогу, по которой они шли вчера, искал он, искал, и вдруг видит — несколько человек сгрудились кругом на узкой тропинке, где они с приятелем проходили вчера ночью. Он приблизился посмотреть — на земле лежал мертвец с дырой в голове, это и был его приятель, с которым они вчера выпивали. Стоявшие рядом люди сказали, что вчера в сумерках ему проломили голову разбойники.

Лу Цзяньчи слегка усмехнулся.

— А потом? — спросил Фан Добин.

— А потом, — продолжал Ли Ляньхуа, — прохожие добавили, что впереди лежит мертвец в ещё более ужасном состоянии — разбойники отрубили ему голову саблей. Мужчина поспешил вперёд и увидел, что мертвец с отрубленной головой — это он сам.

Фан Добин охнул и сердито уставился на друга — не успели выбраться из дома с призраками, а он нарочно страшилками пугает!

— Хочешь сказать, мы стали призраками?

— Нет-нет, — поспешно заверил его Ли Ляньхуа. — Просто вдруг вспомнилось, вот и рассказал.

Лу Цзяньчи, не обращая внимания, шёл впереди, по-прежнему с мечом в руке, и уже шагнул в галерею, ведущую в главный зал. В кромешной тьме галереи неожиданно сверкнули глаза с маленькими, но странными зрачками. Лу Цзяньчи весь похолодел и покрылся мурашками, с громким криком рубанул мечом. Клинок сверкнул, но ни во что не попал, зато сверху чья-то рука провела по его голове и дотронулась до шеи!

Раздался громкий хлопок, рука неожиданно исчезла. Едва избежав неминуемой гибели, Лу Цзяньчи обливался холодным потом, сердце чуть не выпрыгнуло из горла. Человек за спиной поддержал его и оттащил на семь-восемь шагов назад.

— Что это было? — вскрикнул Фан Добин.

Лу Цзяньчи сделал несколько вдохов, но не мог успокоиться. Услышав крик Фан Добина, он понял, что поддержал его “Ли Э-э”.

— Вы… вы отбили его удар… — проговорил он с дрожью в голосе.

Ли Ляньхуа слегка улыбнулся — и это при таких обстоятельствах! Лу Цзяньчи почувствовал, что этот растерянный учёный, с виду — дурак дураком, своим присутствием создавал своего рода неторопливое спокойствие, словно даже если бы встретил десять миллионов призраков,