Вторая комната была просторнее первой, но в ней недоставало кровати — на полу остались следы, как будто её куда-то передвинули, под бронзовым зеркалом сбоку от дверей стоял медный таз для умывания. Всё в комнате было простым и в хорошем состоянии, несмотря на слой пыли, здесь царил порядок, и только в медном тазу остался кружок чёрной грязи.

“Ли Э-э” бросил на него взгляд и пробормотал:

— Это… что, тоже кровь?

Лу Цзяньчи покачал головой.

— Слишком много времени прошло, не распознать.

Больше во второй комнате ничего не было, и они перешли в третью, однако там были только голые стены, как будто никто никогда и не жил, добротная оконная бумага порвалась, вывернулась наружу, и в получившуюся сверху щель задувал ветер, эта комната выглядела более заброшенной и пыльной, чем две другие.

Четвёртая комната находилась в середине двора, дверь в неё была приоткрыта. Ещё не дойдя до проёма, на створке они снова увидели тёмные брызги, похожие на кровь.

У Лу Цзяньчи, несмотря на всю храбрость, мурашки по спине побежали.

“Ли Э-э” вскрикнул и, сжавшись от страха, спрятался у него за спиной.

— Что это такое?

Лу Цзяньчи застыл на месте, чувствуя, как ладонь покрылась холодным потом, и едва удержал рукоять меча.

— Силуэт человека… — с трудом выдавил он, спустя довольно долгое время.

— А почему белый? — спросил “Ли Э-э”, по-прежнему прячась у него за спиной.

— Он сидел, прислонившись к стене, в него брызнули чем-то чёрным, затем он ушёл, а на стене остался силуэт.

В четвёртой комнате царил полный беспорядок: стол перевёрнут, стулья разбросаны — словно там произошла серьёзная битва, и на противоположной от дверей стене бросался в глаза белый силуэт сидящего человека, вокруг забрызганный чёрной грязью, покрывавшей почти всю стену.

Лу Цзяньчи вошёл в комнату. На полу, словно какие-то чудища, валялись два чёрных плаща-накидки, усеянных щепками, один из них, особенно длинный, был продырявлен множество раз. У него дрогнуло сердце — чтобы так расщепить древесину, нужно атаковать с достаточной силой и яростью, если бы не впечатляющее мастерство ударов руками и ногами хозяина этой комнаты, сила нападавшего бы пугала, но кем же тогда был хозяин? Обведя взглядом комнату, он увидел, как “Ли Э-э” нагнулся и подобрал что-то с пола. Лу Цзяньчи зажёг запал, и при свете огня они вместе принялись рассматривать находку. Это была курильница для благовоний с глубокой, тонкой и прямой вмятиной, но не треснувшая.

— Это след от сабли или от меча? — спросил “Ли Э-э”.

Лу Цзяньчи слегка поколебался.

— Думаю, от меча. Сумевший оставить такой след на медной курильнице должен быть силён в боевом искусстве. Если даже такой мастер погиб здесь, то тайна постоялого двора потрясает воображение.

“Ли Э-э” улыбнулся.

— А вы, герой Лу, смогли бы оставить такой же след мечом?

Лу Цзяньчи хохотнул, сосредоточился и с шелестом извлёк из ножен длинный меч, клинок сверкнул и устремился к медной курильнице в руках “Ли Э-э”, тот вздрогнул от неожиданности, вскрикнул и уронил её на пол. Меч ускорился, со звоном ударил по курильнице, затем рукава Лу Цзяньчи взметнулись, и до того, чем вещица упала на пол, он молниеносно подбросил её и подхватил. На медной курильнице появилась ещё одна отметина параллельно первой, но чуть-чуть — на полфэня — глубже и длиннее на три цуня.

— Похоже, боевое мастерство хозяина почти такое же, как у меня. — Лу Цзяньчи тихонько вздохнул, он чувствовал, что приложил все силы, но медная курильница была очень прочной, будь она каменной, он расколол бы её пополам этим ударом.

“Ли Э-э” покачал головой.

— Отметина от его меча короче, значит, угол удара был меньше, чем у вас, и когда он ударил, курильница, скорее всего, находилась не в воздухе, что до силы удара, раз уж техника совершенно другая, то и результат иной.

Лу Цзяньчи кивнул, в душе похолодев: этот “Ли Э-э” так естественно говорил о фехтовании, закрадывалось подозрение, что он вовсе не простой книжник, бродящий по цзянху, неужели родич Ли Ляньхуа — втайне ещё один благородный герой?

“Ли Э-э” обернулся, увидел, что Лу Цзяньчи смотрит на него горящими глазами, оглядел себя со всех сторон и снова растерянно уставился на него.

— На что вы смотрите?

Лу Цзяньчи отвёл глаза и усмехнулся.

— Ни на что.

Переведя взгляд с лица “Ли Э-э”, он вдруг заметил, как за окном мелькнул белый силуэт, и резко вскрикнул:

— Кто там снаружи?

“Ли Э-э” тут же вытянул шею и увидел, что и правда, за окном с пронзительным воплем “Ли — и-и-…” пронёсся белый силуэт.

Меч Лу Цзяньчи засверкал подобно распускающемуся цветку лотоса, он мгновенно рванулся за окно и напал на белый силуэт.

“Ли Э-э” поспешно подбежал к окну — во дворе незвестный, будучи атакованным, застонал и замахнулся, оказывая сопротивление. Послышался звон удара меча о нефрит.

— Ли-и-и-цве-е-ет!.. — завопил белый силуэт.

Ещё до того, как странный крик затих, Лу Цзяньчи обрушил свой удар, и неизвестный резко умолк. Лу Цзяньчи закружил меч тремя цветками, между которыми нанёс больше десятка ударов, но раздался звон — к его удивлению, противник в белом один за другим сумел отразить каждый из них.

Лу Цзяньчи поразился — эта нечисть в белом явно владела боевым искусством, неужто и призраки тоже совершенствуются? Оружие в его руках очевидно было нефритовой флейтой.

Пока он колебался, белый призрак уже перевёл дух и разразился бранью.

— Проклятый Ли-цветочек! С ума сошёл?! Да что ты за демон такой!..

Потрясённый, Лу Цзяньчи молниеносно убрал меч и спросил:

— Вы…

Но этот “демон в белом”, худой как скелет, в парчовом платье и с яшмовым поясом, с нефритовой флейтой в руке, с сердитым лицом встал перед окном и принялся ругаться на “Ли Э-э”:

— Позвал меня приехать в это проклятое место за тысячи ли, а сам нашёл мастера, чтобы напасть на меня! За богатством охотишься?

— Ну… — виновато проговорил “Ли Э-э” — Я думал, это призрак повешенного в белом…

“Демон в белом” пришёл в ярость.

— Твою ж мать, кого ты призраком повешенного назвал? Да я привлекательный и элегантный, прекрасный как яшмовое дерево на ветру, в десятке самых красивых мужчин в цзянху, а ты меня удавленником обозвал? Сам ты призрак проклятущий!

На этих словах Лу Цзяньчи неожиданно прозрел.

— Так вы молодой господин из клана Фан, “Печальный господин” Фан Добин! Немудрено… — Он вовремя остановился и продолжил уже про себя: немудрено, что с такой худобой его приняли за нечисть.