– И?

– И на первый вопрос он ответил отрицательно, что-то вроде «не знаю» или «я не узнал его».

– Как ты, черт возьми, сумел догадаться о таком ответе по этому «днрк»! – удивленно воскликнул Гунвальд Ларссон.

Рённ покраснел и заерзал на стуле.

– Да, – сказал Мартин Бек, – почему ты пришел к такому выводу?

– Не знаю, – ответил Рённ. – У меня сложилось такое впечатление.

– Ну ладно, – произнес Гунвальд Ларссон. – А что же дальше?

– На второй вопрос он четко ответил: «Самалсон».

– Да, – сказал Кольберг. – Я это слышал. Но что он имел в виду?

Мартин Бек кончиками пальцев потирал лоб.

– «Самуэльссон», – задумчиво произнес он, – или, может быть, «Саломонссон».

– Он сказал: «Самалсон», – упрямо повторил Рённ.

– Верно, – согласился Кольберг, – но такой фамилии не существует.

– Нужно проверить, – сказал Меландер. – Может, такая фамилия существует. А теперь…

– Что?

– Теперь мы, полагаю, должны передать пленку на экспертизу. Если наша лаборатория не справится, нужно будет обратиться на радио. Там у звукооператоров аппаратура получше. Они могут разделить звуки на ленте, прослушать ее на разных скоростях.

– Согласен, – сказал Мартин Бек. – Это хорошая мысль.

– Но прежде сотрите к черту этого Ульхольма, – потребовал Гунвальд Ларссон, – а то выставим себя на посмешище. – Он огляделся по сторонам. – А где этот желторотый Монссон?

– Наверное, заблудился, – ответил Кольберг. – Все-таки нужно было объяснить ему дорогу. – Он вздохнул.

Вошел Эк, в задумчивости поглаживая свои серебристые волосы.

– Что там еще? – спросил Мартин Бек.

– Газеты жалуются, что до сих пор не получили фотографии неопознанного мужчины.

– Ты ведь сам знаешь, как он выглядел бы на фотографии, – сказал Кольберг.

– Да, но…

– Погоди, – перебил его Меландер. – Можно дать описание. Возраст тридцать пять – сорок лет, рост метр семьдесят один, вес шестьдесят девять килограммов, сорок второй размер обуви, глаза карие, шатен. Имеется шрам после удаления аппендикса. Темные волосы на груди и животе. Старый шрам на стопе. Зубы… нет, об этом лучше не упоминать.

– Я отправлю им это, – выходя, сказал Эк.

С минуту все молчали.

– Фредрику удалось кое-что установить, – наконец произнес Кольберг. – Оказывается, Стенстрём уже сидел в автобусе, когда тот проезжал по Юргордскому мосту. Значит, он ехал с Юргордена.

– За каким чертом его туда понесло? – удивился Гунвальд Ларссон. – Вечером? В такую погоду?

– Я тоже кое-что выяснил, – сказал Мартин Бек. – Похоже на то, что он не был знаком с той медсестрой.

– Это точно? – спросил Кольберг.

– Нет.

– На Юргордском мосту он был один, – добавил Меландер.

– Рённ тоже кое-что установил, – сказал Гунвальд Ларссон.

– Что именно?

– То, что «днрк» означает «я не узнал его». Не говоря уже о каком-то типе по фамилии Самалсон.

Это было все, что удалось установить к среде, пятнадцатому ноября.

Шел снег. Падали большие мокрые хлопья. Уже стояла непроглядная темень.

Конечно же, человека по фамилии Самалсон не оказалось. По крайней мере, в Швеции.

В четверг им вообще ничего не удалось узнать.

В четверг вечером, когда Кольберг вернулся к себе домой на Паландергатан, было уже больше одиннадцати. Его жена читала, сидя у торшера. На ней был коротенький халатик, и она сидела в кресле, поджав под себя ноги.

– Привет, – поздоровался Кольберг. – Как твои курсы испанского?

– Естественно, никак. Даже представить себе смешно, что вообще можно чем-то заниматься, будучи женой полицейского.

Кольберг не ответил. Он быстро разделся и отправился в ванную. Побрился, долго стоял под душем, надеясь, что разгневанный сосед по дому не позвонит в полицию и не обвинит его в том, что, пустив воду, он нарушил ночную тишину. Потом он надел пижаму, прошел в комнату и, усевшись напротив жены, стал задумчиво смотреть на нее.

– Давненько я тебя не видела, – сказала она, не отрывая глаз от книжки. – Как там у вас дела?

– Паршиво.

– Жаль. Просто не хочется верить, что в центре города, в автобусе кто-то может застрелить несколько человек просто так, без всякой причины. А полиция не находит ничего лучше, как устраивать глупые рейды по ларькам. Это просто удивительно.

– Да, – согласился Кольберг. – Это в самом деле удивительно.

– Кроме тебя, есть хотя бы один, кто не был дома тридцать шесть часов?

– Наверняка.

Она продолжала читать, а он молча сидел десять или, может быть, даже пятнадцать минут, не сводя с нее глаз.

– Что это ты так смотришь на меня? – спросила она, по-прежнему не глядя на него, но уже с теплыми нотками в голосе.

Кольберг не ответил, и со стороны казалось, что она всецело поглощена чтением. Гун была темноволосая и кареглазая, с правильными чертами лица и густыми бровями. Она была на четырнадцать лет моложе его – недавно ей исполнилось двадцать девять, – и она, как прежде, казалась ему очень красивой. Наконец он заговорил:

– Гун?

Она впервые за то время, что он находился дома, взглянула на него со слабой улыбкой и бессовестным чувственным блеском в глазах.

– Да?

– Встань.

– Пожалуйста.

Она загнула уголок страницы, на которой остановилась, закрыла книгу и положила ее на подлокотник кресла. Потом поднялась и встала перед ним, не сводя с него глаз, опустив руки и широко расставив босые ноги.

– Отвратительно, – сказал он.

– Что отвратительно? Я?

– Нет. Отвратительно, когда загибают страницы книги.

– Это моя книга, – сказала она. – Я купила ее на свои деньги.

– Раздевайся.

Она подняла руку к вороту и начала расстегивать пуговицы – медленно, одну за другой. По-прежнему не отводя от него взгляда, она распахнула легкий халатик и сбросила его на пол.

– Повернись, – сказал он.

Она повернулась к нему спиной.

– Красивая.

– Спасибо. Мне так и стоять?

– Нет. Спереди ты лучше.

– Неужели?

Она повернулась кругом и посмотрела на него с тем же самым вожделеющим выражением лица.

– А на руках ты умеешь стоять?

– Во всяком случае, до того, как с тобой познакомиться, могла. Потом в этом уже не было необходимости. Попробовать?

– Не нужно.

– Но я смогу…

Она подошла к стене, перевернулась, встав на руки и упершись ногами о стену. На первый взгляд без всякого труда. Кольберг с интересом смотрел на нее.

– Мне так и стоять? – спросила она.

– Нет, не нужно.

– Но я охотно буду стоять, если это тебе нравится. Если я потеряю сознание, прикрой меня чем-нибудь. Набрось что-нибудь сверху.

– Нет, не нужно, встань.

Она ловко встала на ноги и оглянулась на него через плечо.

– А если бы я сфотографировал тебя в таком виде, – спросил он, – что бы ты на это сказала?

– Что ты подразумеваешь под словами «в таком виде»? Голую?

– Да.

– Вверх ногами?

– А если и так?..

– Но ведь у тебя нет фотоаппарата.

– В самом деле нет. Однако