– Воспитание здесь ничего не значит, – проворчал Вадик, – вы только посмотрите на его братьев. Это же небо и земля. Он остался здесь помогать братьям по вере, после болезней и плена, а они поспешили смыться отсюда, бросив его один на один со всеми трудностями и бедами. Он великий человек не по воспитанию или благородному происхождению, а сам по себе. Мне все больше хочется назвать его праведным и святым, потому что только святой может сохранять присутствие духа даже тогда, когда остальные пребывают в унынии.

Людовик ІХ действительно стал вести еще более набожный образ жизни, возвратившись из плена. Он одевался просто, спал без перины, на простой подстилке. Ночью вставал и долго молился, одевался всегда сам, без помощи слуг, босым шел в церковь по пятницам, и к кресту приближался на коленях, усмиряя свою гордыню. По вечерам король собирал возле себя своих детей, беседовал с ними и читал им книги. Он рассказывал им о хороших деяниях королей и императоров, говоря им, что они должны брать пример с них, также он рассказывал им и о дурных поступках государей, которые свой алчностью или жестокостью губили свои государства, чтобы они остерегались совершать подобные ошибки. Он благословлял их, молился вместе с детьми и после желал им доброй ночи.

Но вместе с тем Людовик никогда не был мрачным или хмурым ханжой, выставляющим напоказ свою глубокую веру. Вместо чтения священных текстов он предпочитал свободную беседу, любил смех, музыку и охоту.

Слава о нем разнеслась повсюду, многие мусульмане принимали христианство именно потому, что были поражены личностью короля. Действия его в Палестине были прямо противоположны тому, что делал Фридрих II, потому что Людовик укреплял и объединял все то, что развалил и ослабил германский император.

Мы все еще находились в Цезарее, когда прибыла группа паломников из Великой Армении. Они направлялись в Иерусалим, но прежде решили заехать в Цезарею, чтобы посмотреть на святого короля. С этой просьбой они обратились к Жуанвиллю. Жан нашел короля в шатре, где тот сидел на песке у столба, отдыхая после того, как все утро таскал камни.

– Сир, там, в лагере, большая толпа из Великой Армении, идущая в Иерусалим, они просят меня позволить посмотреть на святого короля, но я еще не хочу целовать ваши мощи.

Людовик устало рассмеялся, Жуанвилль протянул ему руку и поднял монарха. Король вышел к армянам, и обе стороны остались чрезвычайно довольны свиданием. Когда толпа армян проходила мимо нашего шатра, мне запомнились их низкие капюшоны, посохи, заплечные котомки и удивительно просветленные лица, будто они и в самом деле прикоснулись к чуду.

Людовик ІХ был довольно милостив, легко прощал провинности, но в определенных случаях он не давал спуску, и виновные оказывались в неприятном положении. Король словно чувствовал и понимал, что можно простить провинность слуге, забывшему вовремя принести воды, но нельзя давать спуску сильным мира сего. С ними он действовал жестко, и особенно нам запомнилось происшествие с магистром ордена тамплиеров, который позволил себе проводить политику, противоречащую политике короля.

Магистр послал одного из братьев ордена Гуго де Жуи к султану Дамаска, чтобы достигнуть соглашения по поводу некоторых земель. Султан согласился с тем, чтобы Орден владел этой территорией, но при условии, что соглашение будет одобрено королем Франции. Тогда магистру пришлось ввести короля в курс переговоров, и Людовик очень рассердился, что магистр позволил себе вести переговоры с султаном без его ведома, и потребовал от магистра извинений.

Я помню это так, как если бы это было вчера. Мы стояли на улице возле шатра короля, открытого для обозрения окружающих его людей. Флаги на шатрах висели словно бездыханные, солнце отражалось на золотых доспехах посланников султана, которых пригласили участвовать при этом процессе. Мусульмане держались в стороне от крестоносцев, но обе стороны мудро предпочитали игнорировать друг друга. Рыцари Ордена тамплиеров, среди которых был наш друг Ив Шатрский, не глядя ни на кого, прошествовали вслед за своим магистром через весь лагерь. Магистр шел босым, подойдя к королю, он низко поклонился Людовику, рыцари вслед за магистром опустились на колено. Король усадил его и прибывшего от султана эмира возле себя и потом сказал, почти не глядя в сторону магистра:

– Магистр, вы скажете послу султана, что раскаиваетесь, что заключили договор с ним, не переговорив со мной, и, поскольку вы об этом со мной не советовались, вы откажетесь от всего, что он вам пообещал, и возьмете назад свои обещания.

На глазах у всех собравшихся магистр повторил сказанное королем эмиру. Затем, повинуясь приказу короля, магистр поднялся и поднял своих рыцарей.

– А теперь, магистр, принесите мне извинение за то, что вы поступили против моей воли.

Я почувствовала благоговение перед королем, настолько суровым был его милый облик, похожий на разгневанного ангела, выгоняющего грешников из Рая.

Магистр опустился на колени и протянул королю край плаща в знак повиновения и полного подчинения.

Рыцари храма стояли такие сумрачные, словно на улице шел проливной дождь, такими серыми и мрачными были их лица и одежды.

– И я повелеваю, – продолжал король, – чтобы брат Гуго, составлявший эти соглашения, был изгнан из королевства Иерусалимского.

Бедный рыцарь побелел как мел, но не посмел противоречить королю, перед которым склонил голову Магистр Ордена. Несмотря на то, что о бедняге ходатайствовали многие влиятельные бароны, распоряжение короля было исполнено. Этот неприятный инцидент объясним лишь тем, что король желал сам контролировать политику в Палестине, а тамплиеры стремились к независимости.

На следующий день после встречи с тамплиерами король узнал, что в Сидоне, где тоже шло строительство стен, 2000 рабочих были застигнуты врасплох и умерщвлены мусульманами. Только малая часть строителей смогла укрыться в тесном замке Сидона, город же был разграблен. Людовик оставил строителей в Цезарее под командованием одного из своих баронов, сам же отправился в Сидон. Большая часть паломников и рыцарей короля отправились вслед за ним.

К моему большому облегчению, архиепископа де Бове оставили на стройке, но там же остались многие из наших друзей. Де ла Марш и чета де Бомон тоже решили дождаться нашего возвращения в Цезарее, и как они ни уговаривали нас с Катей остаться вместе с ними, мы не захотели расставаться с Вадиком. Мы отправились в поход, оставив с Маргаритой де Бомон детей. Пакито умолял меня взять его с собой, но я посчитала, что безопаснее будет оставить детей в обустроенном городе, чем таскать их за собой по Палестине. Жан де Бомон держал мальчишку, пока наш караван не скрылся на горизонте, Пакито вырывался и кричал, я несколько раз чуть было не вернулась, чтобы забрать его с собой, но Катя удержала меня, успокаивая тем, что за ним присмотрят Маргарита и отец Джакомо.

Прежде, чем прийти в город, Людовик осадил крепость одного из мусульманских пограничных городов, чтобы наказать их за набег. Хотя совет короля не пожелал, чтобы король участвовал в штурме, Людовик принимал в сражении самое активное участие, Вадик получил незначительное ранение, был тяжело ранен Матье де Марли, мне пришлось зашивать его рану на бедре. Нужно было видеть, как болтливый и непоседливый де Марли краснел и белел, когда его обнаженной ноги дотрагивалась донна Анна. Винченцо Доре подбадривал его, как мог, но юноша, в конце концов, потерял сознание, как мне кажется, скорее от стыда и от стеснения, чем от потерянной крови.