из этой истории? — глаз Химика проникновенно глядел теперь на меня в упор. — Убеждение в необходимости не ставить личные привязанности выше любимого дела. Я победил эту банальную слабость, и мой освобождённый от любых ограничений рассудок оказался полностью открыт к творчеству. Я любил Илону, но она могла стать серьёзным препятствием на пути к моему триумфу. Останься моя жена в живых, её излишняя гуманность погубила бы всё. Так что я сделал правильный выбор.

— Правильный выбор? У тебя была семья, чёрт возьми. А ты променял её на свои закидоны!

— Увы, Катя. Нам не суждено понять друг друга.

— И на самом деле ты не уверен в выборе. Ты рассуждаешь о высоких материях, но до сих пор продолжаешь жалеть о смерти Илоны. Ищешь её во мне, вспоминаешь. Ты не отпустил её, ты всё ещё к ней привязан. Ты не победил себя, а ввёл в заблуждение. Признай уже, что ты помешанный чокнутый маньяк, который не останавливается даже перед убийством близкого человека! Так же было и с Валей. И маму его ты убил, хотя она к тебе хорошо относилась!

— Инна Алексеевна после смерти сына осталась совершенно одна и впала в депрессию. Я навещал её, пытался поддерживать, но она была безутешной. Семь месяцев я надеялся, что Инна Алексеевна переживёт своё горе, но всё это время она говорила только о Вале. В конце концов, я сжалился над ней и счёл целесообразным прекратить её душевные страдания. Да и мне нужны были люди… На фоне пережитого гипертоническая болезнь Инны Алексеевны прогрессировала до третьей стадии и четвертого риска. Я уговорил её пройти все обследования, а когда получил результаты, понял: она будет отличным испытуемым. Так я привёл её сюда. Она прожила здесь какое-то время. Под седативными препаратами — для чистоты эксперимента мне нужно было поддерживать у неё оптимальный уровень кортизола… Говоря по секрету, раньше я тоже тестировал на ней препараты — в основном снотворные, которые впрыскивал в конфеты. Мать моего брата обладала определённым фенотипом крови — людей с таковым мне редко удавалось добыть для полноценного содержания в лаборатории. До неё такой испытуемый был у меня всего раз — и это Илона.

Я помотала головой, поражаясь чужой жестокости, беспредельные грани которой моё сознание просто отказывалось воспринимать. Злость и боль за людей, погубленных одержимым фанатиком, сплелись в единый, сдавивший грудь ком.

Бедная Инна Алексеевна доверяла Мише, считала его порядочным и за свою ошибку поплатилась жизнью. Какие чувства испытывала немолодая женщина, проводя последние дни жизни в холодной белизне плена бетонных стен? А может, её усыпили перед похищением, как меня, и после уже не приводили в сознание? Тогда успела ли дама понять, кто отправил её в последний путь и что этот же человек — убийца её обожаемого сына?

— Я свободен, Катя. Свободен от чьих-либо директив и моралей.

Голос Филина звучал так твёрдо и холодно, что мог убедить любого в истинности озвучиваемых высказываний. Но не меня, увидевшую в непроницаемом плотном заборе прореху, сквозь которую упорно лезло, крутясь, податливое уродливое растение.

— И меня не волнуют ничьи внушения. Ни Илоны, ни Вали, ни тем более твои. Faber est suae quisque fortunae. Каждый сам кузнец своей судьбы, — негромко промолвил он. — И я своей судьбой управляю сам. А также судьбами многих других.

— Ты не господь бог, — тихо произнесла я.

Химик самодовольно поднял голову. Во взгляд его вернулась надменность.

— Ты была хорошим игроком, Катя. Иногда я действительно уважал тебя как соперника… Но любая игра рано или поздно подходит к своему логическому завершению, в котором определяются проигравшие и победители. Финал нашей с тобой игры произойдёт прямо сейчас, и победитель здесь очевиден. Видишь ли, я никогда не любил проигрывать.

Он сделал ещё шаг вперёд. Нас теперь разделял один метр. Крепко держа свёрток, я старалась устоять на месте. Внизу живота болезненно тянуло, раны от осколков на спине щипали, пропитывая свитер Илоны кровью. Всеми силами я пыталась не выдавать перед Химиком признаков слабости, но тело меня подвело: неловко переступив, я охнула и поморщилась от остро возникшей в лопатке боли. Мой оппонент, подняв брови, хмыкнул. Губы его растянулись в ухмылке.

Если бы я только могла сейчас нанести удар…

— Отдай мне ребёнка, Катя, если хочешь, чтобы он жил, — неожиданно заявил Филин спокойным тоном. — А ты этого хочешь, я знаю. — Не сводя с меня пистолет, ублюдок кивком указал на место позади меня. — Положи её на стол рядом с фото и отойди.

— Откуда знаешь, чего я хочу? — с вызовом ответила я, прижимая к себе одеяльце. Шаг назад — и мой крестец упёрся в боковую поверхность стола. — Уж точно не того, чтоб моя дочь жила с преступником и психом.

— Ну хватит язвить. Выполняй давай, что сказал. Не совершай глупостей.

— А то что? Убьёшь свой великий проект? Как бы не так, не верю. Блеф ниже среднего, Мишечка.

Я улыбнулась, чувствуя мстительное удовлетворение. Раз нечего больше терять — почему бы и не поиздеваться над ним. Если повезёт и Химик бросится на меня, то я точно смогу нанести удар.

— Попробуй, забери его сам, — указав взглядом на одеяло, я покачала его. Колба, имитирующая голову младенца, была плотно прижата ко мне видимой частью.

— Ну хорошо.

Химик выстрелил в меня. Я даже не успела испугаться. Вспышка — и левое плечо взорвалось болью.

Скосив туда взгляд, я увидела на его внутренней поверхности, рядом с подмышкой, дырку в рукаве кофты, из дымящегося отверстия которой побежала тёмная кровь. От боли в глазах засверкали вспышки. Голова закружилась, и я медленно осела на пол.

— Прости, ты не оставила выбора. Я предупреждал… Метил в сердце, но в последний момент отвёл на чуууть-чуть правее. Теперь давай-ка сюда ребёнка.

Сквозь приоткрытые щели глаз я заметила, как Химик подошёл и наклонился ко мне.

— Я знал, что ты, как истинная мать, её даже не выронишь. Аккуратно…

Одеяльце выскользнуло из моих ослабевших пальцев. Я молча ждала. Сейчас он поймёт…

— Что за хрень?!

Несмотря на тошноту от обжигающей боли в плече, я хихикнула. Рядом послышался стук — колба шмякнулась на пол.

— Ты… вы… Ну конечно. Умно, — его нервные вдохи и выдохи отдавались в моей голове разноцветной пульсацией. — Отдала ребёнка своему Тиму, а сама соорудила подделку. Чья была идея? Если твоя, то прими моё уважение — молодец, я провелся!

Извергнув восторженное безумие, он бухнулся рядом. Его частое дыхание раздавалось теперь совсем близко.

— А теперь отвечай, куда он побежал с настоящей дочерью, — в